Мой венец в небе!

Через пшеничное поле, по узкой тропинке, шел невысокий широкоплечий мужчина. Загорелые натруженные руки держали на плече топор. Мужчина то поднимал глаза вверх, любуясь бескрайним простором, то каким-то теплым взглядом рассматривал окрестность. Ему казалось, что и голубое небо, и золотое солнце, и желтоглазые ромашки с васильками, и отдаленные сопки, покрытые синеватым лесом,— все улыбается и поет. Он любил землю и умел замечать ее красоту. Но несмотря на это, в его песне, которую он негромко напевал, звучала тоска по иной стране: "Мой дом на небе — за облаками, где жизни новой уж нет конца..."

Трофим Семенович — потомственный христианин. Его многочисленная родня нашла путь спасения и уже много лет служит Господу. Трофим Семенович родился и вырос в селе, где была большая община. Здесь он нес ответственность за церковное пение.

Трофим Семенович растил семь сыновей и три дочери. То ли от чистого воздуха, то ли от простой деревенской пищи все они отличались крепким здоровьем.

У многодетного отца немало забот. С утра до вечера он трудился в колхозной строительной бригаде, зарабатывая на хлеб и одежду. Трофим Семенович обладал сообразительностью и сноровкой и, благодаря за это Бога, радостно трудился, хотя труд его был нелегким. В колхозе его ценили как порядочного человека и хорошего мастера. Одно только не нравилось безбожным людям — Трофим Семенович был богобоязненным христианином и ревностным служителем Божьим.

Трофим Семенович беспокоился не только о том, во что одеть и чем накормить детей, но и как привести их к Богу.

Вместе со своей женой, не жалея времени и сил, он читал детям Библию и объяснял, как можно угодить Богу, как научиться служить великому Создателю. Родители очень хотели, чтобы дети ясно поняли, что жизнь правильно прожить можно только с Иисусом Христом в сердце, что идти нужно только за Ним и доверять полностью только Ему. Об этом в семье много беседовали, молились, много пели. В их семье любили петь.

Был у Трофима Семеновича сын Корней — черноволосый, коренастый крепыш, по своей горячности очень похожий на отца и требующий его особенного внимания. Короткие черные брови Корнея в минуты удивления или радости как-то смешно поднимались треугольником над такими же черными круглыми глазами. Полукруглый подбородок разделяла неглубокая ямочка. Широкая улыбка делала смуглое лицо веселым и добродушным. Однако как оно менялось в гневе! Взъерошенный Корней походил на рассерженного скворца и своим зорким взглядом, казалось, проникал в душу.

Корней рос четвертым ребенком в семье и особенно дружил с меньшим братом Васей. Как они подружились — неизвестно, но все привыкли видеть их вместе. И если мама заставляла Корнея полоть, убирать в сарае или пасти коров, то Вася обязательно был рядом.

Вася был младше Корнея на два года и по характеру — покладистее. Можно сказать, что этот мальчик не приносил особых переживаний семье. Вася любил Корнея и был преданным другом. И одно только было у него плохо, как думал Корней: уж слишком он был послушен родителям из страха наказания.

Корней был пытливым мальчиком и, как только научился читать, заинтересовался Библией. Это была редкая книга в то время, но папе с мамой она досталась по наследству. Корней очень любил листать ее пожелтевшие страницы и читать подчеркнутые места.

Трофим Семенович заметил тяготение Корнея к Священному Писанию и долго молился, чтобы Господь послал ему Евангелие.

Однажды вечером, перед молитвой, читая 118 Псалом, Трофим Семенович остановился на 105 стихе: "Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей".

— Вы обратили внимание, с чем псалмопевец сравнивает Слово Божье? — спросил он.

— Со светом и со светильником, — ответили старшие дети.

— А зачем нужен свет для ног? Ведь свет видят глаза!

— Когда светло, тогда видно, куда ногу поставить, как идти,— заметила мама.

— Да, без света невозможно увидеть ни дорогу, ни окружающую обстановку. Слово Божье сравнивается со светом, потому что учит свято жить и бережет от всяких хитрых и лукавых путей. Оно может освещать и наш путь жизни, если мы будем пользоваться им. — Трофим Семенович немного помолчал и добавил: — Мы все нуждаемся в мудрости и в знании, а научить правильно мыслить и правильно поступать может только Слово Божье. Мне хочется, чтобы вы старались больше читать эту святую книгу и покоряться ей.

Трофим Семенович положил Библию на стол и, сняв очки, полез во внутренний карман пиджака.

— Сегодня мы с мамой решили подарить Корнею Евангелие,— сказал он, достав из кармана маленькую книжечку.

Дети удивленно переглянулись. Этим сокровищем еще не обладали даже старшие.

— Это подарок ко дню рождения,— заметил отец. — Правда, с большим опозданием, день рождения уже прошел, но тогда у нас еще не было этой книги. Сынок, все, что здесь написано, — правда. Читай эту книгу и храни ее в своем сердце, и она осветит тебе тропинку, по которой можно попасть на небо.

Это было так неожиданно для всех, и тем более для Корнея, что он растерялся и замер.

— Бери же, — ласково подтолкнула его мама.

Взяв из рук отца подарок, Корней тут же раскрыл книжку и прочитал на первой страничке: "Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа".

"Это теперь моя книга... моя! Я всегда буду читать ее и не расстанусь никогда, даже в школу буду брать..." — думал Корней, прижимая Евангелие к сильно бьющемуся сердцу.

Голос отца вывел Корнея из раздумий:

— Евангелие — это очень ценный подарок. И не только потому, что эти книги не печатают в нашей стране. Это слово живого Бога, дети, и этим словом нужно дорожить. Евангелие надо не только читать, но и хранить. Вы знаете, как можно сохранить его?

Да, дети знали, что Библию надо особенно беречь, и если случится, например, пожар или обыск, то в первую очередь надо спасать Библию. И еще нужно учить стихи наизусть, каждый день читать, внимательно слушать проповеди в собрании. Обо всем этом дети рассказали отцу.

— Правильно, но это еще не все, — выслушав их, сказал отец. — Мы часто сталкиваемся с вопросом, как сохранить то или другое. И для этого есть свои секреты. Например, муку надо хранить в сухом месте, а мясо — в холодном. Лекарства хранят в основном в темном прохладном месте. Есть вещи, которые хранятся только в закрытых сосудах, а некоторые — только в открытых. А вот для хранения Слова Божьего нужно чистое, не запятнанное грехом сердце. Если оно привязано ко греху, то даже заучивание стихов из Евангелия наизусть не принесет пользы, Слово Божье там не сохранится.

Когда все дети подержали в руках новенькое Евангелие, мама предложила гимн, и они громко запели:

В Слове Своем Христос учит меня, Чтобы я знал, как Он любит меня, В книге святой много вижу чудес, Но всех отраднее эта мне весть...

Дети любили петь. Глядя на их восторженные лица, Трофим Семенович очень хотел, чтобы все они до конца своей жизни воспевали Господа. Он и сам сильно любил пение и потому вдохновенно сказал:

— Петь во славу Господа — это наша привилегия, дети, это великая честь! Вы никогда не упускайте возможности прославить Господа песнью. На небе мы тоже будем петь. Там спасенные будут играть на арфах и гуслях... Чтобы попасть в небесный хор, надо на земле научиться прославлять Бога.

У Васи заблестели глаза. Он представил себе огромный хор, на все небо, и он, Вася, тоже поет в этом хоре. Правда, он мало еще знает песен, а некоторые не очень хорошо выучил.

— В небе спевок не будет,— продолжал Трофим Семенович,— спевки проходят на земле. А в небесном хоре будут петь те, кто здесь научился петь хвалу Господу. Поэтому, дети, никогда не стыдитесь петь во славу Божью.

Немного помолчав, он спросил:

— Кто из вас хотел бы помогать бабушкам, когда они поют перед началом собрания?

Никто не осмелился отозваться. Трофим Семенович обвел всех внимательным взглядом.

Вот сидит перед ним Василек. Сложив ладошки вместе и зажав их между коленками, он восторженно смотрит на отца. Вытянутая шея и сияющие глаза говорят о его внимательности. Рядом с ним — Корней. Он прижимает к себе Новый Завет и мечтательно смотрит мимо отца на картину, где на фоне голубого неба написаны слова:. "Наше жительство на небесах".

Отец улыбнулся и сказал:

— Наверное, Корней с Васей хотят. Он попал в цель.

— Конечно! — заерзали мальчики.

В их церкви был добрый обычай — много петь. Задолго до собрания в молитвенный дом приходили те, кто далеко живет, кто не любит опаздывать, и вместе пели, разбирали непонятные места из Библии. В основном это были пожилые люди. Трофим Семенович хотел, чтобы его дети приобщались к служению и тоже пели.

С тех пор так и повелось — пока родители собирали младших, Корней с Васей отправлялись в дом молитвы. Пели они охотно, и христиане радовались их усердию, молясь Богу, чтобы Он вырастил этих мальчиков служителями церкви.

Однажды поздней осенью отец взял с собой Корнея и Васю в лес — резать прутья для веников. Шли пешком. Холодный ветер кружил и вздымал сухие листья. Тяжелые, темные тучи, цепляясь за верхушки отдаленных сопок, разрывались на темные клочки. Отец всю дорогу рассказывал ребятам про "темный угол".

Темным углом называлось одно место в молитвенном доме. При входе в зал с правой стороны стояла небольшая перегородка, у которой всегда сидел придверник, почтенный старец. Его служением было встречать гостей и рассаживать их в зале. За этой перегородкой потолок опускался очень низко, и там всегда стоял полумрак. Этот темный угол, словно магнит, тянул к себе тех, кто хотел скрыться от глаз взрослых. Самовольные, непослушные ребята старались пробраться туда при малейшей возможности.

— Лет десять назад была у нас группа мальчиков, которые всегда прятались в этот темный угол, — рассказывал отец. — Их сейчас нет в церкви, они ушли в мир. — Голос отца звучал печально. — Во время проповеди они всегда баловались и доброе семя Слова Божьего не попадало в их сердце. Им некогда было слушать, они занимались пустыми разговорами. А когда эти мальчики повзрослели, они стали усердно служить дьяволу и пить грех, словно холодную воду.

Корней и Вася молча шли рядом. Они знали тайны "темного угла", и у них не было ни вопросов, ни возражений.

— Запомните тех, кто сегодня садится в тот угол, — продолжал отец. — Я не хочу, чтобы они ушли из церкви, но маловероятно, что они станут хорошими людьми... Никогда не садитесь там. Проходите в центр зала, чтобы я хорошо видел вас, а вы — меня. Я хочу, чтобы вы внимательно слушали проповеди и не отвлекались на пустые развлечения. Ветер не напрасно кружил над землей. Постепенно тучи рассеялись, и холодное осеннее солнце осветило лесную опушку. Работа спорилась в сильных, умелых руках Трофима Семеновича. Корней с Васей старались не отставать от отца, и вскоре, взвалив на плечи по огромной вязанке прутьев, они знакомой дорогой пошли домой.

Корней не расставался с Новым Заветом даже в школе. Скоро слух о том, что Корней читает Евангелие, дошел до преподавателей. Классная руководительница, узнав, что он и другим детям показывает эту книгу, решила опозорить Корнея при всех.

— В этой книге сплошные выдумки! — возмущенно выкрикнула она. — Ты с ума сойдешь, если будешь ее читать! Лучше сказки читай, они хоть чему-то доброму научат. Забил себе голову какими-то небылицами...

— Не-е-ет,— протянул Корней,— папа говорит, что там вся правда написана.

— Твой папа сущий фанатик! — неистово закричала учительница. — Он тебе затуманил мозги, а ты слушаешь его! Теперь понятно, почему ты стал хуже учиться! Запомни, Библия — это книга для отсталых людей!

Ученики хихикали, поглядывая на Корнея, а учительница, чувствуя, что не в силах переубедить своего подопечного, замолчала.

Корней не согласился с учительницей и читать Евангелие не перестал. После этого разговора у него все меньше и меньше стало пятерок и четверок. Правда, двойки учительница не осмеливалась ставить, но и больше тройки не оценивала его знания. Корней сильно переживал и изо всех сил старался учить уроки, но напротив его фамилии хороших оценок не было. Он понимал, что его письменные и устные работы заслуживают лучшей оценки, но учительница в холодном равнодушии ставила ему неизменную "три". Это был молчаливый поединок, длившийся почти год. И Корней сдался. Обида заползла в его сердце, интерес к учебе стал ослабевать. В конце концов он махнул на все рукой и пошел другим путем. В это время он заканчивал пятый класс.

Был разгар весны. Все цвело и благоухало. Теплый ветер разносил всевозможные ароматы. Пахло зеленой травой, молодой листвой, цветами и какой-то сыростью от еще не просохшей земли.

Корней с Васей, как всегда, рано утром шли на собрание. Настроение Корнея никак не совпадало с весенней красотой. Ему давно уже надоело петь перед собранием, но он не знал, как избавиться от него.

"О, если бы это было последний раз! — невесело думал мальчик. — Почему это я должен всегда петь с этими старушками? Сегодня скажу папе, что больше не пойду..."

Корней был раздражен. Выломав длинный прут, он принялся что было сил хлестать им по траве, вымещая на ней свою досаду. При каждом взмахе прут отсекал либо зеленый сочный лист, либо желтую головку одуванчика.

— Осторожней! Ты скоро меня зацепишь,— покосился на него Вася.

Отбросив прут в сторону, Корней сунул руки в карманы и поднял глаза вверх. По бирюзовой глади плыли пушистые облака.

"Какие счастливые, — подумал он, — плывут куда хотят! А я должен идти на собрание с этим Васей, который только то и делает, что боится наказания. Как надоел он мне! С ним ничего интересного не придумаешь..."

Дорога шла мимо стадиона. На зеленом поле, несмотря на раннее утро, играли в футбол мальчики. Корнею так сильно захотелось побегать с ними, что он тут же схватил Васю за рукав и выпалил:

— Давай зайдем на стадион!

— Не надо, Корней,— умоляюще проговорил Вася,— папа накажет нас...

— Да не бойся, он даже не узнает! — принялся уговаривать его Корней. — Мы быстро, у нас еще есть время. Пару раз пнем мяч и уйдем. — Корней потянул Васю в сторону стадиона.

— Зачем опять... — пытался что-то сказать Вася, но Корней пустился бежать на футбольное поле.

Смущенный Вася нехотя последовал за братом.

Увлекшись игрой, мальчики не заметили, как прошли на собрание родители. Удачно забитый гол вызывал неописуемый азарт, мальчикам хотелось еще и еще показать свое умение. В эти минуты Корней с Васей ни о чем, кроме мяча, не думали — будто все перестало существовать.

Корней совсем недавно стал увлекаться футболом, и хотя он был еще новичок, игра с каждым разом все больше и больше покоряла его. Бег, стремительность, необходимость мгновенно оценивать позицию, молниеносно принимать решения — вот что нравилось Корнею.

Мальчики не заметили, как прошло более двух часов. Вдруг Вася глянул на дорогу и замер.

— Корней! Идут! — испуганно закричал он, показывая рукой на дорогу.

Из молитвенного дома группами шли верующие.

— Бежим! — крикнул Корней, и ребята что было силы пустились домой.

"Самое главное — быть дома раньше папы, а там уже не страшно",— успокаивал себя Корней.

Грязные и потные, мальчики заскочили во двор. К счастью, родители еще не пришли. С трудом переводя дыхание, Корней с Васей сняли с себя выходную одежду и только сейчас увидели зеленые пятна на локтях и коленках.

Вскоре пришли родители. Конечно, Трофим Семенович видел, что сыновей не было в собрании, но он не думал, что они провели это время на футбольном поле! Увидев их раскрасневшиеся лица, отец заподозрил недоброе.

— Вы на собрании были? — спросил он.

— Да,— быстро ответил Корней, не глядя на отца.

— Расскажите, кто проповедовал первым, — продолжал отец, наблюдая за сыновьями.

— Федор Петрович,— не растерялся Корней. Этот пожилой брат частенько говорил первым.

— А вторым? — не выдавая своего настроения, спросил отец.

— Илюша Маркин... — ответил Корней и повернулся к отцу спиной, вешая упавшее полотенце.

Сердце Корнея колотилось так сильно, что казалось, этот стук слышат все. Корней не думал, что папа так подробно будет расспрашивать. Он глянул на Васю. Тот, низко опустив голову, стоял ни жив ни мертв.

"Он все выдаст! — еще больше испугался Корней. — Глядя на него, отец поймет, что..."

В это время рука отца легла Корнею на плечо. Их взгляды встретились.

— Зачем ты обманываешь? — печально спросил отец. Корней молчал. Отец тоже долго молчал — ждал признания, но ни у Корнея, ни у Васи не хватило на это смелости.

— Ну что ж, готовьтесь! — услышали наконец мальчики.

После этого слова исправить уже ничего нельзя было. Отец хорошенько наказал обоих ремнем и поставил в угол. Мальчики тихо плакали. Корней думал, что отец мог бы простить им, не такое уж большое зло сделали они. Правда, он лгал ему прямо в лицо, а это ведь грех...

"Бедный Вася, ему опять попало из-за меня! — подумал Корней, слыша жалобное всхлипывание брата. — Сколько раз он терпел наказание из-за моих выдумок!" Но просить прощения и исправляться Корней не думал.

Наступило долгожданное лето. Не нужно было теперь ходить в школу, учить уроки. Корней с Васей пасли коров и были счастливы, что возле стадиона много хорошей, сочной травы. Там, на стадионе, всегда были любители футбола, и Корней тоже пристрастился к этому пустому занятию. Здесь, на стадионе, Корней подружился с Арамом — высоким, смелым и находчивым мальчиком.

Арам был двоюродным братом Корнея и учился с ним в одном классе. Раньше они не дружили, хотя часто сидели на собрании рядом. Родители Арама тоже были верующими, но не уделяли особого внимания воспитанию детей. Отец работал шофером и редко бывал дома — уезжал в дальние рейсы. А мать еле успевала управляться на кухне и со скотиной, она тоже мало вникала в жизнь детей. Жили они возле стадиона, где и пропадали дети целыми днями.

Арам буквально вскружил Корнею голову идеями и выдумками. К концу лета Корней был просто влюблен в него. Арам хорошо играл в футбол, и Корней решил во что бы то ни стало научиться играть так же.

Корней так увлекся игрой, что она повлияла на формирование его характера. Почти во всех матчах Корней и Арам были нападающими. Незаметно Корней стал "нападающим" везде — и в семье, и среди верующих друзей в собрании. Он стал задиристый, как петух.

Лето для Корнея пролетело быстро. Наступил сентябрь, и надо было идти в школу. Корней с Арамом сели за одну парту.

От прежнего Корнея осталось одно имя. На уроках он часто перешептывался с Арамом, строил с ним какие-то планы. А на переменах мерялся с мальчиками силой, то одного, то другого клал на лопатки. Никто не мог устоять перед ним. Бывало, что и постарше ребята не могли побороть Корнея. О, как это подзадоривало его! Он стал заносчивым, гордым, а порой и дерзким.

Араму тоже нравился его новый друг, готовый за него в огонь и в воду.

Однажды на линейке директор школы задел вопрос религии и стал поносить верующих, упоминая и некоторых учеников. В школе училось много верующих детей, и их нередко позорили на виду у всех, обзывали, над ними насмехались. — Наша страна заботится о детях так, как не заботится ни одна страна в мире! У нас хорошие школы, бесплатное образование, у нас прекрасные учителя. Вы должны быть благодарными нашей партии за счастливое детство! — директор кричал в микрофон, стараясь придать своим словам большую силу. — Не секрет, что в нашей школе учатся дети баптистов, которые не ценят труд народа и кроме Бога никого не благодарят. Это чуждые элементы нашего общества, остатки буржуазии, вредные пережитки прошлого, мешающие нам идти к светлому будущему. Им не должно быть уютно в нашем обществе...

Его речь была полна насмешек и презрения. Многие ученики стояли с опущенной головой. Директор был похож на Голиафа, который поносил израильский народ. Как неловко чувствовали себя верующие дети!

Арам долго переминался с ноги на ногу, поглядывая на своих друзей. Наконец он не выдержал.

— Пошли со мной! — дернул он Корнея за рукав.

— Что ты хочешь? — не понял Корней.

— Почему наши молчат? Пошли! — Ловко лавируя между рядами, он направился к старшеклассникам.

Корней следовал за ним словно нитка за иголкой. Вот и десятиклассники. Здесь училось несколько верующих ребят, среди них — братья Арама и Корнея. Арам вырос возле них, словно гриб. Тронув одного за пиджак, он выпалил:

— Почему ты молчишь? Видишь, имя Божье поносится! Боишься? Ты — трус.

Оскорбление подействовало.

— Что ты здесь делаешь? — шикнул на него брат. — А ну, марш на место!

Он хотел схватить Арама за ухо, но тот, словно резиновый, ловко отскочил от него и оказался среди ребят девятого класса. Найдя верующих, он набросился на них:

— Вы что молчите? Не можете сказать что-нибудь в защиту? Мы еще маленькие, а вы ведь большие, почему молчите?

Следуя за Арамом, Корней был в восторге от его смелости. Ему, конечно, не приходило на ум, что заносчивость — такая же скверна, как и трусость. Арам старался показать себя, а не истину защитить. Но Корней не понимал этого и восхищался смелостью друга.

Так, поддерживая друг друга в недобром деле, мальчики приобрели плохую репутацию среди своих одноклассников. Их просто боялись, как хулиганов. Учителя стали жаловаться родителям на плохое поведение их сыновей.

"Не влияние ли это Арама?" — запереживал Трофим Семенович.

Как-то после собрания, возвращаясь домой, отец немного отстал от семьи и, позвав Корнея, сказал ему:

— Сынок, у вас плохая дружба с Арамом.

— Почему? — насторожился Корней.

— Потому что он увлекает тебя за собой.

— Он же верующий и ходит на собрание,— возразил Корней.

— А ты посмотри на плоды вашей дружбы. Вы ищете своего: чтобы вас боялись, чтобы о вас говорили. О Боге вы совсем не думаете. Ты видишь перед собой друга, а я вижу, как через него действует на тебя дьявол. Он старается отвлечь тебя от Бога и привязать к человеку, пусть даже к верующему. А человек не может вести по жизни другого. Ваша дружба удаляет тебя от Христа. Это беда, сынок.

"Папа совсем не знает Арама, и потому он не нравится ему,— думал Корней. — Такого смелого и справедливого друга днем с огнем не найдешь. Он и на собрание всегда ходит..." И только о том, что они садятся в молитвенном доме в "темный угол", Корней старался не думать. Он даже самому себе боялся признаться, что отец прав и что они с Арамом служат не Богу, а дьяволу, потому что делают много зла и во главу всего ставят свое "я".

Шестой класс располагался в самом конце коридора, в тупике. Здесь было одно окно, напротив которого с давних пор висел большой фанерный стенд, служащий для воспитания учеников. Однажды прикрепили на этот стенд большую картину — взлетающую ракету с огненным хвостом, переходящим в черный дым. На фоне этого дыма белыми буквами было написано: "Бога нет!" Разумеется, эту картину нарисовали специально, чтобы бросить тень на верующих детей. Смотрите, мол, ракета бороздит небеса, и никакого Бога там не обнаружено. Христианским детям неприятно было смотреть на этот плакат. К тому же он постоянно возбуждал насмешки и ссоры.

— Корней, давай уберем этот плакат! — с досадой сказал однажды Арам.

— Как?

— Сорвем и все! Что он тут красуется, пусть повесят в своей учительской! Корней молчал.

— Нет, лучше не срывать! — вдруг оживился Арам. — Я что-то придумал!

Корней тогда так и не узнал, что придумал Арам. А на следующий день тот принес в школу черный лист бумаги с белой надписью: "Сказал безумец в сердце своем".

— Надо прикрепить это на стенд, чтобы стих получился полностью, — засмеялся Арам.

— Это ты написал? — удивился Корней.

— Нет, Лена с Надей, — мотнул Арам головой. — Я попросил их. Молодцы, хорошо постарались.

Лена с Надей — их одноклассницы, да еще и двоюродные сестры. Их родители тоже были христианами.

После большой перемены, когда прозвенел звонок на урок и дети пошли в классы, Корней с Арамом побежали в туалет. Когда шум голосов стих, они вышли в опустевший коридор и молнией метнулись к стенду.

Арам достал из-за пазухи лист, густо намазал его клеем и приставил к рисунку на стенде. Пригладив лист всей пятерней, он быстро отошел в сторону. Теперь на черном фоне белыми буквами был написан стих из Библии: "Сказал безумец в сердце своем: Бога нет!"

— Хорошо получилось, — довольно улыбнулся Арам, — пусть читают полностью. Так понятней.

— Шуму будет, — взволнованно прошептал Корней.

— Ничего, выдержим! Пошли в класс, мы и так опоздали.

Урок прошел спокойно. На перемене друзья решили не выходить в коридор. Но вдруг в класс залетел один мальчик и закричал:

— Посмотрите, что на стенде повесили! Все, кто был в классе, тут же выскочили в коридор. У стенда толпились возбужденные ученики.

— Вот молодцы, кто это сделал! — выкрикнул кто-то.

— Что хорошего? Бога в самом деле нет!

— Что это значит? — непонимающе спрашивали другие.

— Так в Библии написано,— заметил Арам.

— Прямо так?

— По-вашему, мы безумцы?

Разгорелся спор. Ученики разделились на два лагеря: одни были за Бога, другие — против.

Вдруг кто-то крикнул, что в коридоре появились учителя. Они стремительно приближались к шестому классу.

— Попадет же от директора! — обронил кто-то, и толпа начала рассеиваться.

— Что тут происходит? — спросил дежурный учитель и, взглянув на стенд, выкрикнул: — Кто это сделал? Все молчали.

— Расходитесь сейчас же! — потребовал он.

Пронзительный звонок разогнал учеников по классам.

Не успели шестиклассники затихнуть, как Арама и Корнея вызвали к директору. Ребята переглянулись и вышли. В коридоре они столкнулись с завучем.

— Ваша работа? — гневно кивнул он на стенд. Ребята молчали.

— Вызовем родителей в сельсовет!

— Докажите, что это мы! — опомнился Арам. — Вы видели?

— Кроме вас — некому! — погрозил завуч желтым прокуренным пальцем. — Вам это просто так не пройдет, в сельсовете разберутся! Марш в класс!

Как и обещал завуч, Трофима Семеновича вызвали в правление колхоза.

После долгой безрезультатной беседы Трофим Семенович пришел домой и радостно сказал Корнею:

— Молодец, сынок! За веру надо подвизаться всегда. Но учитель говорил, что вы плохо ведете себя в школе, деретесь,— улыбка сошла с его лица. — Это правда, что вы бегаете по партам на переменах?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

— Очень плохо, если вы говорите о Боге, а поведением бесславите Его имя. Нет пользы от ваших слов. Я не похвалю вас за это. Ваше христианство — без Христа.

Последние слова отца резанули слух Корнея. Он подумал, что они нередко посмеиваются и над верующими, и над неверующими. Для них все плохи, у всех есть недостатки, и только у него с Арамом всегда все хорошо. И вдруг — "христианство без Христа..." Как это может быть?

Трофим Семенович был прав. Корней с Арамом активно вели себя везде — и в церкви во многом принимали участие, и в школе были заводилами. Их класс часто выигрывал на соревнованиях по футболу из-за сильных нападающих — Корнея и Арама. Они так увлеклись футболом, что остановить их казалось невозможным. Вкусив успеха и славы, они неудержимо искали новых ощущений и побед.

Отец с тревогой наблюдал за Корнеем и видел не только разбитые ботинки, ссадины на локтях и дыры на коленях. Он видел, что сын несет в дар своему идолу не только одежду и время, но, что самое страшное, — свою детскую веру и любовь к Иисусу и церкви. Выбрав себе руководителем человека, Корней все дальше уходил от Господа. Евангелие, подаренное ему в детстве, теперь лежало в шкафу словно никому не нужное.

Наступила Пасха. Два дня христиане проводили торжественные богослужения, и дети пошли в школу только во вторник.

— Надо как-то отметить Пасху, — весело сказал Арам, встретившись с Корнеем на пустыре. — Давай поздравим всех в классе!

— Первый — французский, Людмила Владимировна не строгая, давай! — согласился Корней.

Услышав звонок на урок, ребята пару минут постояли за углом школы, а потом стремительно вошли в класс. Все уже сидели на местах. Вместо обычного "доброе утро" мальчики отрывисто крикнули:

— Христос воскрес!

— Воистину воскрес! — тут же ответило несколько голосов.

— Можно сесть? — как ни в чем не бывало спросил Корней.

Учительница замерла. Глядя на нее, можно было подумать, что она услышала не поздравление с праздником, а приказ об увольнении.

— Сесть?! — закричала она срывающимся голосом. — Уходите отсюда, чтобы я вас не видела! Она вскочила, едва не опрокинув стул. Мальчики не шевельнулись.

— Вы не поняли? — ее густо накрашенные брови поползли вверх. — Убирайтесь прочь! — указывая пальцем на дверь, скомандовала она.

Корней с Арамом вышли из класса, покорившись желанию учительницы.

— Вот тебе и не строгая,— мрачно произнес Арам, облокачиваясь в коридоре на подоконник.

На следующий урок они вошли в класс, и в течение дня никто их не трогал. Правда, ребята опять оказались в центре внимания у одноклассников.

Вечером, возвращаясь с работы, Трофим Семенович встретил у своей калитки посыльную с сельсовета.

— Вас вызывают в правление колхоза,— сдержанно сказала она.

— Прямо сейчас? — насторожился он.

— Да. Вызывают срочно.

— Что случилось? — поинтересовался он.

— Там узнаете, — сухо ответила она.

Всю дорогу шли молча. Подходя к конторе, Трофим Семенович увидел группу сельчан, учителей, директора школы и даже милиционера. Они что-то бурно обсуждали. Увидев его, все стали говорить громче. По обрывкам фраз можно было понять, что речь пойдет о Боге и вере.

— Бессовестные и родители, и дети! — выкрикнула полная женщина, в которой Трофим Семенович узнал преподавателя зоологии.

Заметив недовольные взгляды, Трофим Семенович негромко поздоровался.

— Сами невоспитанные, как же детей воспитают правильно?! — услышал он позади себя чей-то голос.

Ничего не спрашивая, Трофим Семенович молча стоял в возбужденной толпе. Его спокойствие выводило разъяренных людей из себя, и они то и дело бросали колкости и в адрес Трофима Семеновича, и в адрес Бога. Когда поток непонятных обвинений схлынул, он обратился к директору:

— Объясните мне, в чем дело?

— Сын твой отвратительно ведет себя в школе!

— Что он натворил? — наконец Трофим Семенович стал понимать, в чем дело. — Он что, окна побил?

— Э-э, окна! Хуже. Опоздал с Арамом на урок... — директор повернулся к молоденькой учительнице и сказал: — Вот Людмила Владимировна пусть сама расскажет.

— Зашли в класс с опозданием,— взволнованно начала она,— да как крикнут: "Христос воскрес!", а ученики им в ответ: "Воистину воскрес!", и как ни в чем не бывало, даже не извинившись, попросились сесть. Это же не церковь, а советская школа! — Не зная, что еще сказать, она смущенно замолчала.

— Это все, что он сделал? — удивился Трофим Семенович.

— По-вашему, это мало? — возмутился директор.

— Я не вижу здесь ничего плохого. В эти дни в селе многие так здороваются. Я тоже так учу детей...

— Вы посмотрите на него! — перебил его директор. — Он детей так учит!

— Да, я учу детей, чтобы они здоровались с людьми, а не камни бросали им в спину. Когда надо — "доброе утро" говорили, а сегодня — "Христос воскрес!". Я так учу,— еще раз подтвердил Трофим Семенович.

— Вы лучше научите их вовремя в школу приходить,— съязвила молоденькая учительница.

— Хорошо, об этом мы поговорим,— принял он нелестное замечание.

— Вынести отцу взыскание за неправильное воспитание, — предложил молчавший до сих пор милиционер. На том сходка и закончилась. Дома Трофим Семенович сказал Корнею:

— Хорошо, что ты не боишься всем сказать "Христос воскрес!", но у тебя это как-то косо получилось. Ты мог не опоздать на урок и поздравить учеников?

— Я думал, так лучше получится,— ответил Корней.

— Не надо давать противникам повод для зацепки, они и так найдут, к чему придраться. Скажи честно, ты действительно хотел напомнить одноклассникам, что Христос воскрес, или это очередная выдумка Арама, чтобы повеселиться?

— Да, это он придумал, и я согласился. Но что тут плохого? — недовольно сдвинул брови Корней. — Почему ты его постоянно в чем-то подозреваешь?

— Я тебе говорил уже, что человек, не послушный Богу, не может быть надежным поводырем. — Отец глубоко вздохнул. — Я опасаюсь за тебя и твою дружбу, потому что твой друг привязывает тебя к себе, а не к Господу. Вы будете преданно служить, только не Господу, а друг другу. Это грех, сынок. Это путь к гибели.

Трофим Семенович говорил еще, что есть сильные, волевые люди, которые могут вести за собой не одного человека, а тысячи. Но эти люди похожи на блуждающие звезды — по ним нельзя правильно сориентироваться. Они ярко светят то в одном месте, то в другом, а потом и совсем исчезают. Держаться надо Иисуса. Человек не знает пути к вечной жизни, к Богу. Его знает один Иисус. Он сказал о Себе: "Я есмь путь, истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через Меня".

Незаметно разговор зашел о футболе, и Трофим Семенович вспомнил Геру, старшего брата Арама.

— Он выбрал себе футбол, а Бог остался в стороне. У него уже и жена есть, и дети подрастают — все идут на собрание, а он — на футбол, и не может бросить эту бесполезную игру, которой заразился с детства. Футбол — это игра, которая начинается в детстве и может продолжаться всю жизнь. Вначале человек сам играет, а потом за других болеет. По моему мнению, спорт не с неба, а от дьявола пришел. Дьявол и распоряжается успехами — вначале одному дает, а у другого отнимает, потом наоборот, и оба грешат. Победитель впадает в гордость, а побежденный — в зависть, гнев и раздражение.

Корней в глубине души соглашался с отцом. Стараясь не подавать виду, он сравнивал жизнь отца с жизнью других верующих. Корней видел, что отец не просто требовал честности от своих детей и послушания, он сам старался жить честно и свято. Слушая его, Корней поймал себя на мысли, что отец любит его, поэтому так много времени уделяет его воспитанию. Через несколько дней он уверился, что это на самом деле так. Произошло это совсем неожиданно.

Учитель, встретив Трофима Семеновича, пожаловался на Корнея — уж очень вольно ведет он себя вместе со своим другом. Дома отец с грустью сказал Корнею:

— Прошло то время, когда я наказывал тебя ремнем, больше не буду этого делать. Но смотри, я дам другим право наказывать тебя, и ты почувствуешь, как это делают чужие...

И Корней вскоре почувствовал это. Попался он в руки учителю, который нередко бил учеников. Это был невыдержанный мужчина, крепкого телосложения. В то время учителям особо не запрещалось наказывать учеников, и они действовали свободно. Корней же своими выходками досадил учителю, и он дал ему так, что тот сразу почувствовал, что это не отцовская рука. Отец никогда не наказывал его так безжалостно.

Ненависть вонзила в сердце Корнея свое жало, и он со злостью подумал: "Подожди, я вырасту, тогда ты попробуешь мой кулак". И Корней решил серьезно заняться борьбой. Но Бог по милости Своей остановил это намерение.

Случилось это так.

Корней вместе с Гришей Вольским пас коров. Они сначала играли в футбол, а потом начали бороться. Корней ловко скрутил Грише руку, свалил его на землю и сел на него верхом. Вдруг Гриша закричал не своим голосом. Корней в испуге вскочил. Гриша с трудом поднялся и, неуклюже держа руку, с плачем побежал домой.

"Неужели сломал руку? — в испуге подумал Корней. — Я же не хотел этого! Что теперь будет?"

Оставив коров, Корней тоже побежал домой. К счастью, по дороге ему никто не встретился, во дворе тоже никого не было. Забежав под навес, он спрятался среди мешков вымолоченной кукурузы и через щель стал наблюдать за калиткой.

Через несколько минут во двор влетел дядя Федя, отец Гриши, с дубинкой в руках. Остановившись посреди двора, он неистово закричал:

— Где он?

Трофим Семенович спускался в это время по лестнице с сеновала.

— Где он? Дай его сюда! — размахивая палкой, кричал Федор.

Трофим Семенович, ничего не понимая, спокойно спросил:

— Сосед, что ты хочешь? Кого ищешь? Федор — неверующий человек, да еще и алкоголик. Сдвинув на затылок картуз, он злобно посмотрел на Трофима Семеновича и прошипел сквозь зубы:

— Что прикидываешься, дай его сюда, я ему покажу, как надо бороться!

Кое-как Трофим Семенович понял, что Федор ищет Корнея, который сломал руку его сыну. Корней похолодел от ужаса, увидев, что они оба стали осматривать двор. Они заглядывали в бочки, отодвигали пустые ящики, заходили в сарай. Корней не мог себе представить, что будет с ним, если его найдут.

"Я же не хотел Грише ничего плохого, почему так получилось? — с сожалением думал он. — Да, надо бросать все эти развлечения. Прав отец, что такая жизнь к хорошему не приведет. Если в этот раз все обойдется хорошо, я навсегда брошу борьбу и драку. Хватит..."

— Ладно, Федор, оставь, я поговорю с ним,— сказал отец где-то совсем рядом.

Поняв, что Трофим Семенович не выгораживает сына, а серьезно относится к его проделкам, Федор немного успокоился и вышел со двора. Трофим Семенович проводил его за калитку, и они еще долго о чем-то разговаривали.

Через щель Корней видел, как отец вернулся во двор, закрыл калитку и, опустив голову, пошел в сарай. Корней вылез из своего убежища и виновато пошел следом. Отец посмотрел на него взглядом полного сожаления и сказал:

— Я тоже был таким, как ты. Советую тебе не ходить по этим следам. Это к добру не приведет.

Готовый к худшему, Корней не мог поднять глаз, сознавая, что заслуживает наказания. Отец, не спеша, желая достать до глубины души, печально сказал:

— Приходил человек разобраться с тобой. Твое счастье, что он тебя не нашел. Он дал бы тебе так, что добавлять не надо было бы. Прошло то время, когда тебя отец наказывал. Теперь другие будут наказывать, и ты узнаешь, как это делают чужие. — Трофим Семенович вышел из сарая, ничего больше не сказав.

Не надеялся Корней, что все так обернется. Он смотрел вслед удаляющемуся отцу с тяжелым чувством стыда.

"На самом деле, куда я иду?! — печально думал он. — Как далеко мое поведение от христианского образа жизни! Пора остановиться. Надо серьезно поговорить с Арамом".

Как-то вечером, выйдя из молитвенного дома, Корней взволнованно сказал:

— Арам, мне не нравится, как мы живем. В школе мы одни, в собрании — другие. Это неправильно.

— Да, нам надо исправляться. Я думал об этом,— отозвался Арам.

Принять мудрое решение легче, чем исполнить его. Чтобы исправиться, нужно от многого отказаться, а это требует большой силы и смирения. У Арама этого не было. Вернее, он не хотел оставлять свои прежние занятия, ему нравилось наводить страх на других и слыть верховодом.

Однажды Корней увидел, как Арам бьет одноклассника. Арама не смущало то, что у парня из носа текла кровь, он продолжал бить его в лицо. Корней схватил Арама за руку:

— Что ты делаешь?! Оставь его, хватит! Но Арам повернул к нему гневное лицо и, оттолкнув друга, зло прохрипел:

— Уходи отсюда!

У Корнея все внутри перевернулось. "Как он может так?! Нет, нам на самом деле надо прекращать, иначе мы вообще уйдем от Бога".

Домой из школы мальчики шли вместе.

— Арам, я не понимаю тебя,— сказал Корней. — Ты сегодня так безжалостно бил парня — это не по мне. Были детьми — баловались, дрались, это еще как-то можно понять, но сейчас так вести себя...

— Заработал, вот и получил,— отрезал Арам.

— Нельзя же быть таким жестоким! — не успокаивался Корней. — Он весь в крови, а ты бьешь его по лицу! Я этого не понимаю!

— Не тебе об этом судить. Лучше не вмешивайся в чужие дела! — заносчиво бросил Арам.

— Если ты считаешь это нормой, тогда нашей дружбе пришел конец,— решительно заявил Корней.

Дальше шли молча. Возле стадиона Арам, не прощаясь, свернул налево, а Корней пошел прямо. Корней негодовал на Арама и с досадой думал о том, что отец оказался правым — их дружба не привела ни к чему хорошему.

"Я действительно христианин без Христа, — вспомнил он слова отца. — Нет, надо служить Господу, хватит так жить!"

Однако на следующий день гневный пыл исчез и Корней пожалел, что отвернулся от друга.

"Надо еще раз поговорить с ним, может, он все же захочет бросить свою бесшабашную жизнь",— думал Корней, впервые идя домой один.

— Корней, — вдруг услышал он за своей спиной, — сейчас тренировка на стадионе, ты идешь?

Его догнал Арам, как всегда собранный, живой, без тени недовольства на лице. —

— Физрук сказал, что в воскресенье футбольный матч, нам надо ехать.

— А с кем будем играть? — оживился Корней.

— Не знаю точно. Разыгрывается кубок районной газеты.

Корней не удержался и пошел на стадион, даже не подумав переодеть светлый костюм. Домой возвращался поздно. Глядя на испачканные брюки, он корил себя: "Совсем недавно обещал маме беречь одежду. Она говорила, что отцу так трудно зарабатывать деньги, а на мне словно горит все". Корнею казалось, что он слышит мамин голос: "Другие дети всегда чистые, опрятные, а ты со своим футболом никогда чистым не будешь". И вот он опять вымазался... И еще соревнования в воскресенье, что делать?

Подходя к дому, Корней пытался успокоиться тем, что поедет последний раз...

Отец был дома.

— Папа, в воскресенье у нас соревнования,— несмело начал Корней. — В районе будем играть. Я пообещал, что поеду. Отказаться просто никак нельзя...

Трофим Семенович выслушал Корнея, немного помолчал и грустно сказал:

— Мы с тобой много беседовали на эту тему. Я всегда против футбола. Но ты уже большой, смотри сам. Ты видишь, как живу я, как живет наша семья. Мы стараемся служить Господу и достигнуть вечности. Если ты выбираешь футбол, значит будешь ему служить. Мне хочется, чтобы ты выбрал Господа и служил только Ему.

Пришло время, когда Корней должен был решать, каким путем идти по жизни. Он оказался на перекрестке, и надо было выбирать — или Арама, футбол и славу, или Господа, церковь и уничижение. Одна дорога вела к вечной гибели, другая — к вечной жизни.

В тот вечер Корней не находил себе места. Вспомнилась ему детская дружба с Васей, когда он сам был направляющим и вел за собой брата. Ничего хорошего из этого не получилось. Потом он полюбил разумного друга и так увлекся им, что все дальше и дальше стал уходить от Бога. Дальше так продолжаться не может. Корнею очень хотелось выбрать Господа и церковь и никогда не сойти с узкого пути.

Тревожно прошла ночь. Утром, поймав на себе вопросительный взгляд отца, Корней сказал:

— Я не поеду на соревнования. Больше не буду играть в футбол.

Глаза отца засияли радостью. Не знал Корней, что эту ночь отец с матерью провели на коленях, умоляя Бога помочь их сыну выбрать правильную дорогу жизни.

А в понедельник утром Корней встретил Арама на школьном дворе.

— Здравствуй! — протянул Арам руку. — Подвел ты меня вчера капитально! Борьба была жесточайшая, но мы все же смогли всех общелкать. Приз достался нашей команде! Ради этого стоило и попотеть. А ты почему не поехал?

— Я решил бросить футбол, — немного волнуясь, сказал Корней. — Арам, я не хочу идти прежним легкомысленным путем. Бросай и ты его, вместе пойдем к Богу. Арам молчал, и Корней не мог понять, нравится это другу или нет.

— Может, ты и прав,— задумчиво сказал Арам. — Но бросить спорт я не могу. Я, кажется, сросся с ним навсегда. Да и у тебя тоже ничего не получится, ты ведь не один раз уже хотел жить по-другому!

— Если покаемся, то Господь поможет нам идти новым путем,— оживился Корней. — Я не хочу никаких призов на земле. Помнишь слова новой песни, которую мы недавно учили: "Радости мира, как пустоцвет, только для глаз и ушей". Я хочу служить Богу, а не спорту, и получить в награду нетленный венец. Мой приз — в небе!

Корнею очень хотелось идти христианским путем вместе с другом. Но сердце Арама не откликнулось, не повернулось к Богу. Наоборот, Арам стал откровенно презирать Корнея. При всяком удобном случае он высмеивал его, давал едкие клички. Много перенес Корней от Арама, но решения своего не изменил.

Не смог Арам найти себе друга, и обращение Корнея к Богу понимал как измену. По сути, отвернуться от мира и повернуться к Богу — это и значит изменить, но изменить дьяволу и оказать верность своему Создателю. А друзьям лучше было бы не расставаться, надо было вместе отвернуться от греха и идти в одном направлении — в небо, к Богу.

Жизнь подтвердила правильность выбора Корнея. Он стал ревностным тружеником на ниве Господней и по сей день пользуется благословениями Небесного Отца, которые невозможно сравнить ни с какой материальной наградой или славой. А в небе Корнея ждет нетленный венец, приготовленный Богом для всех любящих Его.

Арам же достоин сожаления. Он все еще не испытал истинного счастья, хотя и посещает церковь. Увлеченный земным, Арам заботится о тленной славе, и его вера еле теплится, свидетельствуя об опасности избранного пути.

Снегопад

Был конец октября. По лесной тропинке, усеянной пестрой осенней листвой, бодро шагал мальчик лет двенадцати. В руке он нес школьную сумку и весело насвистывал какую-то мелодию. Где-то невдалеке стрекотала болтливая сорока, от которой в лесу не может ускользнуть ни одна новость. По веткам деревьев пробегал холодный, неприятный ветер, срывая на ходу то шишку, то последний осиротелый лист и небрежно бросал их на землю. Не оставил он без внимания и мальчика, шагавшего по тропинке, и своим холодным дыханием, кажется, хотел заморозить его, хватая то за пальцы, то за уши, то за нос. В воздухе пахло снегом.

Антон — так звали этого щупленького сероглазого мальчика — шел в школу. Он учился в пятом классе. Жили они с матерью в маленькой комнате низенького барака, на берегу реки. Здесь стояло всего два барака. В одном жили люди, работающие на сплаве леса, в другом размещалась небольшая столовая и склад для инвентаря. Детей здесь больше не было, и Антону приходилось одному ходить в школу в соседний поселок. Каждый день он должен был преодолевать шестикилометровый путь до школы и такое же расстояние обратно.

Дорога в школу, собственно не дорога, а всего лишь тропинка, шла вдоль речки, потом через лес и, наконец, повернув вправо, через поле вела к деревне. Антон учился во вторую смену. Днем идти в школу было хорошо, а вот вечером возвращаться в темноте домой — страшновато, но другого выхода не было.

Уходя в школу, Антон всегда молился Богу вместе с мамой. Они просили охраны на путь и защиты от всякого зла и греха. А вечером, когда Антон возвращался домой, мама стояла у окна и ждала его, неизменно молясь Богу.

Когда Антон шел по берегу реки, а это было совсем недалеко от дома, он закладывал в рот два пальца и громко свистел. Мама, услышав этот свист, знала, что сын уже близко и скоро придет домой.

Так было каждый день.

Сегодня во время занятий в классе резко потемнело. В считанные минуты все небо затянулось черными низкими тучами и повалил снег. Это был первый снег.

— Настоящий снегопад! — сказал учитель, глядя в окно.

Дети тоже смотрели в окна, восхищаясь крупными белоснежными хлопьями, что беспорядочно кружили в воздухе.

Прошло несколько уроков, а снег все не прекращался. Крыши домов, кусты и деревья оказались под огромными белыми шапками. За короткое время все вокруг преобразилось до неузнаваемости.

Когда закончились уроки, на улице совсем стемнело. Ученики веселой гурьбой высыпали во двор, в один момент прервав торжественную тишину. Двор наполнился писком, визгом и веселым смехом. Мальчики с азартом лепили снежки и отчаянно бросали их друг в друга.

И только Антону было невесело. Ему предстояла далекая дорога. "От моей тропинки не осталось и следа",— растерянно думал он, глядя вдаль. Увидев его нерешительность, Алла Алексеевна, классный руководитель, подумала: "Бедный мальчик! Как он пойдет в такую темень? И одет он еще по-осеннему. Может, пригласить его к себе? Но тогда мать будет всю ночь переживать..."

Ее размышления прервал звонкий голос Петра, школьного друга Антона:

— Как ты пойдешь домой?

— Не знаю.

— Снегу по колено навалило, а ты в ботинках!

— В том-то и беда,— грустно отозвался Антон. — Дорогу занесло, и идти придется наугад...

— Да... — невесело протянул Петя и вдруг оживился: — Слушай, Антон, пошли к нам, возьмешь мои лыжи, на них легче будет добраться.

— Ого! Аж на тот конец деревни идти? — удивленно и в то же время печально спросил Антон.

— Ну, как хочешь, — отступил Петя. — Просто я думаю, что на лыжах будет лучше.

— Ну хорошо, пошли! — решился Антон.

Мальчики направились в другой конец деревни. Возле Петиного дома Антон надел предложенные ему лыжи, взял лыжные палки, свою сумку и, не задерживаясь, отправился в путь.

— Счастливо! — крикнул вдогонку Петя и, легко взбежав на широкое крыльцо, принялся обметать прилипший к ногам снег.

Через мгновение он забежал в теплый уютный дом, где его ожидал горячий ужин, Антон же голодный отправился в нелегкий путь.

На следующий день на улице все искрилось — то солнце играло на снегу разноцветными бликами. По всей деревне то тут, то там раздавался ребячий смех. Дети играли в снежки, катались на санках, лепили снежных баб, а некоторые, обвалявшись в снегу, сами были похожи на снеговиков.

Классы в то утро наполнились краснощекими, взъерошенными учениками. Все они радовались снегу, и даже звонок на урок с трудом утихомирил их. Все сели за парты, и только место Антона осталось незанятым. Он в школу не пришел...

Чтобы сократить путь, Антон решил от Петиного дома не возвращаться к школе, а идти напрямик, через поле — к речке. За деревней он остановился. Все вокруг было пугающе неузнаваемым. Белоснежный простор сливался с темнотой ночи, под ногами — сплошная белизна. Прикинув, в какую сторону идти, чтобы выйти на берег речки, Антон заскользил по мягкому покрывалу. Вскоре он понял, что добраться домой, хоть и на лыжах, будет непросто. Мокрый снег налипал на лыжи, и Антон продвигался очень медленно. Притом снега было так много, что мальчик то и дело проваливался в него и падал, наезжая то на кочку, то на камень.

Школьная сумка сильно мешала Антону. Когда он падал, она отлетала куда-то в сторону и ему приходилось доставать ее из глубокого снега голыми руками. Скоро манжеты на рукавах промокли и покрылись твердой корочкой льда. Антону казалось, что они превратились в наждак, и теперь больно терли руки.

Антону сильно хотелось есть. Он открыл портфель, в надежде, что в нем завалялась горбушка хлеба, но там ничего съедобного не оказалось. Выбившись из сил, он вспомнил о маме и о Боге, Которому всегда доверял свой путь. Слезы навернулись на глаза, и Антон стал молиться:

— Помоги мне, Господи, не заблудиться. Дай мне силы дойти домой!

Весь заснеженный, замерзший и усталый, Антон с трудом пробирался вперед. И вдруг невдалеке он увидел знакомый стог сена.

"Значит, я иду правильно",— обрадовался он и тут же почувствовал прилив сил. Ему сильно захотелось пить, и он с жадностью стал есть снег. Затем он огляделся и ему показалось, что позади него движется что-то темное.

"Кто-то идет,— понял Антон. — Кто же это — зверь или человек?" Какое-то безразличие овладело им, и он даже не испугался.

Антон сильно устал, ему хотелось спать. Он уже остановился, чтобы хоть на несколько минут присесть, но тут же вспомнил рассказ лесорубов, что в такие моменты нельзя садиться, поэтому что обязательно уснешь, а спящий человек быстро остывает и может замерзнуть навсегда.

Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Антон собрал последние силы и двинулся дальше.

Внезапный озноб охватил его уставшее тело. Зубы громко стучали, он не мог справиться с сильной дрожью.

Вдруг позади него раздался чей-то голос:

— Эй, кто там? Антон повернулся.

— О, дядя Роберт! — узнал он своего соседа.

— Антон? Ты из школы? — тревожно спросил мужчина.

— Да, — приглушенно ответил мальчик.

— Да ты, дружок, совсем замерз! — подошел к нему дядя Роберт и взял из его рук сумку и палки. — Ты и без рукавиц, что ли? Ой, беда! Снимай скорее лыжи, клади на плечи и иди за мной по моему следу!

Теперь Антон перестал следить за направлением, стараясь не отставать от дяди Роберта. Идти было трудно, но зато изнутри по всему телу стало разливаться тепло.

Вскоре они вышли на берег реки.

— Отсюда уже и до дома недалеко! — радостно заметил дядя Роберт.

Теперь они шли рядом. Шли молча. Разговаривать не было ни сил, ни желания. Антон начал понемногу отставать, а дядя Роберт от усталости даже не заметил этого.

Вдруг ноги Антона куда-то провалились и он с головой ушел под снег. К счастью, лыжи, которые он нес в руках, задержались на поверхности, и Антон повис на них. Вдоль речки были вырыты глубокие ямы под столбы для освещения, и их полностью занесло снегом. Днем их можно было бы заметить, а ночью — ничего не видно. В одну из этих ям и провалился Антон.

В первые минуты Антон не мог сообразить, что с ним произошло и куда он попал. Лицо было облеплено снегом, под ногами не было твердой опоры. Он крепко вцепился в лыжи, которые оставались еще неподвижными.

— Антон! Анто-о-он! — услышал он как будто вдалеке тревожный голос дяди Роберта.

От испуга Антон не мог вымолвить ни слова. Стоило ему хоть немного пошевелиться, он еще глубже уходил в снег.

"Господи! Спаси меня, я погибаю!" — мысленно взмолился мальчик.

И тут прямо над головой раздался голос:

— Антон, держись крепче!

В следующее мгновение сильные руки дяди Роберта выдернули мальчика из ямы. Заботливо отряхнув с него снег, дядя Роберт подхватил лыжи, взял Антона за руку и уже не отпускал, пока не довел до самого дома.

Постучав палкой в дверь, дядя Роберт зычно крикнул:

— Анна! Выручай сына! Он совсем замерз, еле довел домой.

— Спасибо, Роберт Исакович! — выскочила на порог мама и повела Антона в дом.

Он не мог сам раздеться. Мама, поспешно расстегивая пуговицы, приговаривала:

— Ничего, сыночек, сейчас согреешься. Теперь ты уже дома, слава Богу! Господь не дал замерзнуть в дороге. Я сейчас тебя горяченьким чаем с малиной напою.

Она сняла с него заснеженное пальто и ботинки, стянула промокший костюм. Потом вышла на крыльцо, набрала снега и стала растирать им Антону руки и ноги. Благодаря ее стараниям, Антон быстро согрелся и заснул.

Ночью у него поднялась высокая температура. Ртутный столбик на термометре угрожающе приближался к цифре сорок. Мама не отходила от сына, прикладывая холодные компрессы.

Антон бредил. Он подскакивал, махал руками, будто барахтался в снегу, и кричал:

— Петя! Петя! Дай мне варежки!

— Тише, сынок, тише, — успокаивала его мама. Но Антон не узнавал ее.

— Привяжи мне портфель на спину! — упрашивал он кого-то. — Пустите меня в дом, я замерзаю. Дядя Роберт, не оставляй меня одного!

У Антона двустороннее воспаление легких. Мама много молилась о нем Богу. От высокой температуры он часто бредил, и мама поняла, какие трудности он перенес за несколько часов блуждания по снежной пустыне.

Через три дня кризис миновал, и Антон медленно начал поправляться. Похудевший, он тихо лежал в кровати, а мама днем и ночью хлопотала возле него. Когда ему стало лучше, он разговорился:

— Мама, мне до сих пор обидно, что Петя не пригласил меня к себе домой... Он отпустил меня в ночь одного, да еще и голодного. Если бы я переночевал у них, я не заболел бы так сильно...

— Может быть, — ответила мама и, отложив вязание, с любовью посмотрела на сына. — И все же ты не забывай, что он один увидел твое затруднение и предложил свою помощь.

Помолчав немного, она добавила:

— Конечно, делать добро нас учит Дух Святой. А Петя никогда не читал Евангелие и не знает, что всякое доброе дело нужно делать до конца.

— Обо мне кто-нибудь из школы спрашивал? — перебил ее Антон.

— Нет.

— Забыли, наверно, — грустно произнес Антон, теребя уголок подушки.

Невеселый вид Антона печалил маму, и она стала пояснять ему, что жизнь на земле довольно сурова и чтобы правильно прожить, надо связать свою судьбу с Богом.

— Мы, люди, способны заботиться только о себе, и в первую очередь думаем лишь о себе, чтобы нам было хорошо. А когда Христос делает нас новыми людьми, Он учит нас не только о себе заботиться, но и о других. Правильно поступать с ближними может научить только Господь. Ты возьми себе из этого урок — если делаешь что доброе, то доводи дело до конца.

— Как это до конца? — спросил Антон.

— Вот как дядя Роберт. Он взял тебя за руку и прямо в дом привел. Вот это до конца.

— Мама, а мог Иисус остановить снегопад, чтобы я не мучился в тот вечер?

— Мог, — спокойно ответила мама.

— А почему же Он не сделал этого?

— Бог силен избавить нас от всех трудностей, но тогда мы ничему доброму не научимся,— ответила мама. — Иисус Христос — мудрый учитель. Он знает, что научиться уповать на Бога мы можем только в трудностях. Вот и тебя Он хотел научить этому. Когда тебе было страшно, когда ты выбивался из сил, ты молился и ждал помощи от Господа. Он ответил тебе, и твоя вера и надежда на Бога укрепились. Точно так и прощать мы учимся, когда с нами поступают несправедливо. Сострадать другим тоже можно научиться в таких трудностях, какие тебя в этот раз постигли.

— Да, я теперь знаю, что всем, кому далеко идти или ехать, нужно дать в дорогу поесть, а зимой варежки предложить...

— Хорошо, что ты это понял. Не забывай только так поступать. — Улыбка скользнула по лицу матери. — Божьи уроки намного важнее школьных занятий, и к ним надо серьезно относиться и не забывать их.

Антон молчал, наблюдая, как мелькают в маминых руках спицы. А мама продолжала:

— Учись, сынок, замечать самое малое добро и быть благодарным. Когда увидишь Петю, поблагодари его за лыжи, за то, что он предложил тебе свою помощь, и не укоряй его ни в чем.

И Господа тоже не забывай благодарить, ведь это Он послал дядю Роберта, чтобы ты не замерз в дороге.

— А долго мне еще лежать? — нетерпеливо спросил Антон.

— Теперь уже недолго. Может, на следующей неделе пойдешь в школу.

Незаконченный урок

Сибирь. Этот богатый, но угрюмый край не привлекает к себе людей так, как Черноморское побережье. Поэтому здесь небольшие поселки и деревеньки разделены огромными расстояниями.

Суровая природа Сибири не балует своих жителей. Долгую зиму с метелями и трескучими морозами сменяет короткое лето. Как много надо успеть сделать в это время! Каждый спешит заготовить на зиму пищу для семьи и корм для скота, привести в порядок свое жилище и огород. В больших христианских семьях всегда дел невпроворот, а летом — особенно. Но несмотря на это, христиане стараются исполнять заповедь Господа — проповедовать Евангелие. Многие братья оставляют свои дома и обычные занятия и идут в другие села и города, чтобы рассказать людям о Христе.

Одна небольшая церковь послала двух своих проповедников в дальний таежный поселок. Братья вышли из дома на рассвете. Им предстоял путь в двадцать километров. За плечами — рюкзаки с духовной литературой, а в сердце — горячее желание передать людям весть об Иисусе Христе, их Спасителе. Некоторое время шли молча, каждый думал о своем.

Дорога шла через лес. Прямые, как натянутые струны, сосны и пихты тянулись к солнцу. Они были такие высоченные, что казалось, подпирают небо. Тишина. И вдруг эту звенящую тишину нарушила отрывистая барабанная дробь:

— Тррр-тррр...

— Сергей, слышишь? — прошептал Михаил.

— Дятел-барабанщик, — отозвался тот, пытаясь разглядеть на каком-то дереве лесного доктора. — С каким трудом ему приходится извлекать каждого червячка! Но он не изменяет своему занятию.

— Не изменяет повелению Божьему. Это же Творец вложил в него такую заботу.

— Я вот думаю о жителях того поселка, куда мы идем. Там раньше были благовестники, но люди отказались слушать проповедь о Христе...

Михаил остановился, поправил ремни рюкзака.

— Заняты сердца другим, вот и не принимается истина, — вздохнул Сергей. — Червячок какой-то живет внутри. Вот если бы выбросить его оттуда...

— Его еще достать надо, а это дело не простое. Может, отдохнем немного, — предложил Михаил, снимая с плеч тяжелую ношу.

— С удовольствием,— кивнул Сергей.

Братья сошли с дороги и присели в пышную пахучую зелень. Михаил вспомнил рассказ благовестников, которые посещали эти места, и сказал:

— Я слышал, что в крайней избе живет нехорошая женщина. Каждый раз, когда братья проходили по деревне, она выходила из своей избы и вслед им что-то выливала на дорогу. Старушка, видно, преданно служит сатане,— он сорвал длинную светло-зеленую былинку и откусил кусочек ее мягкого ствола. — По-моему, это и есть тот злой червь, из-за которого там ни разу не приняли проповедников.

— Да, сейчас многие добровольно связали себя с дьяволом,— согласился Сергей. — Служители бесовского князя обитают не только в глухих деревнях. Они сидят на видных местах, прячутся за самыми благовидными вывесками: то народный целитель, то врач-психотерапевт, то экстрасенс. Таких "профессий" — великое множество. Эти "специалисты" снимают кабинеты не только в поликлиниках, но даже на вокзалах, в аэропортах. Они активно рекламируют скорое и безболезненное лечение от любых недугов и даже от греховных пороков. Не удивительно, если и нас здесь встретят с тем же "пирогом".

— Христос дал нам власть наступать на всю силу вражью, в каких бы формах она ни выражалась. Будем надеяться на Бога. Он победил лукавого, а нам сказал: "Противостаньте дьяволу, и убежит от вас".

Отдохнув, братья продолжили путь.

Ближе к поселку дорога стала шире, плотная зеленая стена отступила назад. Высоко в небе светило солнце. Подойдя к деревне, братья остановились. Перед ними стояло несколько потемневших изб и длинные ровные поленницы дров. Кругом ни души.

Михаил снял кепку, смахнул с шеи комара и приставил ладонь ко лбу, прикрывая глаза от яркого солнца.

— Что ждет нас здесь? — негромко спросил он и, помолчав, добавил: — Примут ли люди благовестив? Что они сделают с Иисусом?

— Помолимся,— коротко сказал Сергей. Братья склонили колени на зеленой траве.

— Господи, мы принесли в это село весть спасения, благослови нас в этом служении, расположи людей послушать Твои драгоценные истины...

После молитвы, надев рюкзаки, братья медленно пошли по пустынной улице.

— Куда люди подевались? — удивился Сергей. — Будто вымерли все.

— Смотри, сколько слушателей! — кивнул Михаил направо.

Во дворе двухквартирного дома играли мальчики и девочки.

— Это самые любознательные и доверчивые слушатели, — ободрился Михаил. — Бывает, что дети приводят своих родителей ко Христу. Пойдем к ним!

Братья свернули с дороги.

— Ребята! — позвал Сергей.

Дети, как по команде, повернулись на зов и стали с любопытством разглядывать незнакомцев.

— Добрый день! — поздоровался Михаил. — Вы слышали что-нибудь об Иисусе Христе, о Евангелии?

Ребята переглянулись и, сдержанно улыбаясь, пожали плечами.

— Это про суперкнигу что ли? — спросил смуглый кудрявый мальчуган.

— Нет, про настоящую книгу, про Библию! Суперкнига и Библия — не одно и то же. Мы знаем правду об Иисусе Христе, если хотите — расскажем!

— Хотим! — оживились ребята.

— Можно было бы прямо здесь рассказывать, — задумчиво проговорил Сергей. — Но мы хотели найти место, куда завтра можно было бы и взрослых пригласить.

— Пойдем в школу, — предложил Михаил.

— Вероятно, школа на каникулах закрыта, — засомневался Сергей.

— Нет, нет! — перебивая друг друга, закричали мальчики. — Там всегда открыто!

— Пойдем?! — то ли повелел, то ли предложил Сергей, поднимая на плечи рюкзак.

Дети гурьбой направились в центр поселка, к школе. По дороге осмелевшие таежники забросали братьев вопросами. Их интересовало абсолютно все: как их зовут, где они живут, что несут в рюкзаках, правда ли, что Бог все видит, где Он живет...

— Миша, я пойду узнаю, можно ли нам зайти, а вы подождите здесь, — распорядился Сергей уже во дворе школы.

— Дяденька, вон в ту дверь идите! Там всегда открыто! — замахали дети руками.

Вскоре Сергей вышел и, радостно улыбаясь, поманил к себе новых друзей. — Дети только того и ждали. Через минуту они уже уверенно рассаживались за парты, а Сергей раскладывал на столе пособия, Михаил прикреплял к доске яркую фланелевую ткань.

— Интересно! — перешептывались девочки. — Что это? Неожиданно в пустом коридоре громким эхом пронесся возмущенный крик какой-то женщины.

— Еще чего не хватало! Про Бога? И чем только детям головы не забивают!

— Это Ольга Ивановна! — испуганно переглянулись девочки, узнав по голосу свою учительницу.

И снова наступила тишина. Притихшие дети приготовились слушать. Сергей рассказал сначала историю о сотворении мира, потом о сотворении человека.

— Бог сотворил человека для вечного счастья, но он не захотел жить счастливо. Ева прислушалась к словам дьявола и съела запретный плод. Ел и Адам, — уверенно рассказывал Сергей, вывешивая на фланель иллюстрации. — Через это непослушание Богу грех вошел в мир и омрачил счастье людей. Бог должен был вынести Свой справедливый приговор, хотя люди оправдывались и старались свалить вину на другого.

В классе стояла такая тишина, что слышен был треск кузнечика за окном. Широко раскрыв глаза от удивления, дети слушали очень внимательно.

Потом они узнали о последствиях греха, совершенного первыми людьми, и о Спасителе, Который пришел в мир, чтобы освободить пленников греха.

Вдруг с шумом распахнулась дверь и, сжимая кулаки, в класс вбежало трое мужчин.

— Кто дал вам право учить наших детей этим глупостям?! — закричали они, приблизившись к братьям.

— Бог сказал, чтобы никто не препятствовал детям приходить к Нему,— не растерялся Михаил.

— Учите своих, а наших не смейте! — размахивая кулаком, гневно закричал один из них. — Уходите отсюда, чтобы ноги вашей здесь не было!

Повернувшись к притихшим ребятам, он злобно прошипел:

— А ну, сорванцы, вон отсюда!

Наградив некоторых мальчиков подзатыльниками, он вытолкнул их из класса.

Братья стали молча собирать свои вещи.

— Вы уж простите за грубость... — немного подобрев, извинился самый пожилой мужчина. — Но все равно уходите, не надо нам вашего Бога...

— Если вы не хотите слушать, мы уйдем. Только жаль, что не успели ребятам книжки раздать,— горевал Михаил.

— Другим отдадите, нашим не надо,— буркнул все время молчавший бородатый мужчина.

— Ну что ж, до свидания. Да спасет вас Бог! — грустно попрощались братья.

На улице было по-прежнему тихо и безлюдно.

— Что, уходим отсюда? — с сожалением спросил Михаил.

— Если не принимают, ничего не остается делать...

— Ты теперь убедился, какой здесь дух противления?

— Людей жаль, — грустно произнес Сергей.

— Дяденьки! Дяденьки! — прервал тишину звонкий ребячий голос. — Приходите еще! Нам понравилось! Приходите!

— Хорошо, хорошо! — пообещали братья и помахали детям кепкой.

На краю поселка им встретился пожилой мужчина в спецовке.

— Добрый день! — поздоровался Михаил, поравнявшись с мужчиной. — Разрешите сделать вам подарок,— протянул он красочную книгу "Библия для детей".

Мужчина изменился в лице, в его глазах сверкнули злые огоньки.

— Убирайтесь вон! Чтоб духу вашего здесь не было! Бога нам еще здесь не хватало! — затрясся он в гневном крике и быстрыми шагами направился в поселок.

Братья переглянулись.

— Я еще больше убеждаюсь в том, что люди здесь живут в оковах сатаны,— с сожалением вздохнул Михаил.

— И все же есть надежда. Всякая нечистая сила изгоняется постом и молитвой.

— Вот и кончилось наше благовестие, — невесело сказал Сергей. — Стоило ли отмахать столько верст, чтобы некоторым детям немного рассказать о Христе?

— Конечно стоило,— отозвался Михаил. — Взрослые, или дети, — это живые души. Ничего, что нашими слушателями в этот раз были только дети. Помнишь, когда-то девочка побудила Неемана обратиться к Божьему пророку, и он узнал, что в Израиле есть живой Бог, Который очищает от проказы. Никто не заставил бы этого отличного полководца поклониться Богу, если бы он не встретился с Елисеем. Всего только маленькая девочка, а как много она сделала!

— Нам часто непонятны Божьи пути, но Он всегда хочет блага людям. Из Писания видно, что Бог хочет, чтобы дети шли ко Христу, и нам нельзя умалять этого дела,— сказал Сергей.

— А урок все же остался незаконченным. Мы не рассказали о Библии, не сказали, как можно прийти ко Христу.

— Надо молиться,— решительно сказал Сергей. — Думаю, что и этому народу, живущему во тьме, засияет свет спасения.

Безопасное направление

Нелегкая судьба досталась Нине Золотаревой. Ее муж Алексей пил, в их доме никогда не было мира и покоя. Нина верила в Бога, ходила в православную церковь и молилась, как могла. Душа ее искала успокоения, ей хотелось что-то делать для Бога. Поэтому она охотно бралась продавать иконки и свечки. Без всякого вознаграждения или платы она ходила из дома в дом, предлагала сельчанам церковный товар, считая, что этим служит Богу и людям.

Устала Нина от постоянно пьяного мужа и с некоторых пор, когда он приходил домой злой и нетрезвый, стала молиться, чтобы Бог дал ей силы все переносить. Она стала замечать, что Алексей после этого уснет или к матери уйдет, и в доме тишина, и на душе у нее спокойно. "Значит, Бог слышит молитвы",— радовалась она. Евангелие Нина никогда не видела и не читала. В семье Алексея и Нины росло двое детей — Лина и Саша. Как и мать, они часто чувствовали себя несчастными. С пеленок дети были напуганы постоянными скандалами, криком и руганью пьяного отца. Им нередко приходилось убегать к соседям от бушующего отца или прятаться в сарае. По ночам дети в слезах вскакивали от приснившихся кошмаров.

К десяти годам у Лины правый глаз начал непроизвольно моргать и дергаться, ей трудно было смотреть. Услышав, что в селе есть бабка, которая лечит испуг, Нина повела к ней Лину. Бабка что-то прошептала, будто молитву прочитала, потом дала девочке какую-то настойку и, прощаясь с Ниной, заметила:

— В селе баптисты появились, не вздумай к ним обращаться. — Она снизила голос и, остерегаясь девочки, скороговоркой прошептала: — Они людей в жертву приносят, и потому, кто пойдет к ним один раз, тот с ума сходит и под поезд бросается.

Нина выслушала бабку без страха, ее это не касалось. На улице Нина встретила соседку. Перегоняя гусей через дорогу, та спросила, кивнув на хатку ворожеи:

— К Лукиничне ходила?

— Нужда заставила, — вздохнула Нина.

— Пусть Бог поможет, — сочувственно закивала соседка. — А твоя Мария к баптистам стала ходить, не слыхала? И Федора своего туда водит.

— Неужели? Вот беда-то! — Нина прикрыла рукой рот и, больше ничего не сказав, свернула на свою улицу.

"Вечерком надо сбегать, узнать, что там происходит",— с тревогой подумала Нина.

Мария, двоюродная сестра Нины, жила на другом конце села. Виделись они не часто. Как и Нина, Мария уже много лет мыкала горе со своим Федором — горьким пьяницей.

Управившись с хозяйством, Нина села на велосипед и поехала к сестре. Мария встретила ее радостно, добродушно. Ничего особенного не заметив в их доме, Нина стала делиться своими переживаниями. Мария слушала на этот раз, как показалось Нине, особенно внимательно, а потом сказала:

— Прощать нужно всех...

— Как же прощать, когда они только зла желают? — удивилась Нина. — Ты как-то не по-нашему говоришь.

— Ты Евангелие читала когда-нибудь? — просто спросила Мария.

— Нет. Где ж его взять... — смущенно ответила Нина и осторожно спросила: — Я прослышала, что ты к баптистам стала ходить. Это правда?

По лицу Марии скользнула спокойная улыбка.

— Правда. Мы с Федором ходим, и покаялись уже.

— Говорят, это опасные люди, тебе оттуда уже не выбраться! — округлила Нина глаза. В это время в дом вошел Федор.

— О, свояченица, здорово! — Он пожал Нине руку и, присев на стул, весело спросил: — Ты еще не забыла, каким я был?

Нина с удивлением разглядывала зятя. Нет, сегодня он не пьяный.

— Бывало, Мария принесет в дом Евангелие, читает, а я спокойно перенести не могу, возьму и выброшу. А теперь вот сам читаю. Господь исцелил меня и от пьянки, и от курева.

Нина с трудом верила Федору. Однако он сидел перед ней живым свидетелем. Лицо его облагораживал незнакомый до этого мир и покой.

Мария пригласила Нину на собрание. Та нехотя согласилась — решила пойти, чтобы подметить что-нибудь плохое.

Всего три раза сходила Нина на собрание, и душа ее, много лет жаждущая мира и покоя, сокрушилась перед Богом. Нина покаялась. С тех пор она стала брать с собой Лину и Сашу. Алексей же стал еще злее и возненавидел даже детей. Теперь он в доме бушевал один — с ним никто не спорил, его никто не упрекал, а только молились о нем. Бывало, придет Нина с детьми из собрания, а он закроет двери изнутри и не пускает их в дом. Дети стучат, просят открыть, а он будто не слышит. Не один раз им приходилось ночевать на сеновале, на чердаке или в сарае.

Однажды пришли они домой после собрания, а двери закрыты. На дворе уже темнело, становилось холодно.

— Полезай, доченька, в форточку, открой нам дверь, папа, наверное, уснул,— сказала Нина, подсаживая дочь, а сама подумала: "А вдруг не спит? Кто знает, что у пьяного на уме..."

Лина полезла в открытую форточку вперед ногами, но не успела стать на подоконник, как в тишине раздался сильный шлепок. Девочка испуганно вскрикнула. Оказалось, отец не спал и наблюдал за ними. Сердито ругаясь, он вытолкнул Лину назад в форточку. Пришлось опять искать ночлег у соседей.

После этого случая глаз у Лины снова начал дергаться. Заметив это, свекровь забеспокоилась:

— Девочку надо лечить! Идите к бабке, пока не перешло в черную болезнь.

— Нет, к бабкам больше не пойдем, — решительно сказала Нина. — У нас есть врач и целитель — Иисус Христос.

Свекровь разразилась бранью, обвиняя Нину в жестокости к детям и мужу.

Нина была убеждена в том, что помощи надо просить только у Бога, но все же пошла к пресвитеру за советом.

— Свекровь настаивает, чтобы мы пошли к бабке, а я не соглашаюсь. Она говорит, что в этом нет ничего плохого, что бабка может улучшить здоровье. Это правда?

— Хоть и говорят, что ничего злого в этом нет, что наступает облегчение и уходят болезни, но колдовство — это работа темных сил, — пояснил служитель. — Сатане отрадно, когда люди пользуются его услугами, пренебрегая Богом. Библия говорит, что сатана — лжец и нет в нем истины. Сегодня он вроде помог, а завтра тяжесть увеличится во много-много раз. Наш единственный врач — Господь, к Нему и нужно обращаться со всякими своими недугами.

Идя по тихим деревенским улицам, Нина думала о том, что говорил служитель. "Как сильно повязаны мы здесь сатанинскими оковами! Везде процветает ворожба, колдовство, гадание. Когда не знали правды и не страшно было, а сейчас..."

— Лина, ты поняла, что сказал пресвитер? — спросила она задумчивую дочь.

— Да. Он сказал, что надо к Богу обращаться за помощью, а не к сатане.

— Правильно. Никогда не ходи к гадалкам! Нине хотелось, чтобы дочь на всю жизнь запомнила, что самое прекрасное — знать Бога и доверять Ему.

— Вот мы жили без Христа, как во тьме, — ничего не понимали, а оказывается, шли на поклонение самому дьяволу, шли прямо в ад. Как хорошо, что Господь нашел нас и указал нам безопасное направление — доверять Ему во всем...

Утром, выгоняя корову в стадо, Нина встретилась с соседкой.

— Оно мне не надо, но я тебе скажу,— сочувственно заговорила старушка. — Дочь у тебя — красавица, но ты ее загубишь. Веди к бабкам, пока не поздно.

"Не унимается дьявол",— подумала Нина, а вслух сказала:

— Нет, соседушка, я уже знаю, что бабки — это слуги сатаны, и я туда не пойду. Мы Господу молимся. Если есть на то Его воля, Он исцелит.

Соседка в страхе перекрестилась и, качая головой, поспешно ушла.

А Нина с детьми не переставала молиться Богу. Как-то вечером, читая Евангелие, Нина посмотрела дочери в глаза и радостно спросила:

— Ты заметила, что у тебя глаз перестал дергаться?

— Заметила, — засмеялась Лина. — Я уже благодарила Господа.

— Какое чудо! — воскликнула мать. — Слава Богу! Вот кто наш Целитель!

С тех пор они каждый день благодарили Господа за исцеление и по-прежнему молились за Алексея.

Вскоре Лина хорошо поняла, что Иисус Христос — единственный Спаситель грешников, а не только Врач и Исцелитель. Она покаялась перед Ним в своих грехах и решила встать на единственный верный путь — путь, ведущий в небо, в вечное Царство Иисуса Христа.

Доброе имя

В прекрасном месте, среди лесистых гор, расположился детский христианский лагерь "Ханаан". Двести километров надо было проехать детям, чтобы попасть в это место отдыха.

Вся церковь молилась Богу и просила благословения для детей и защиты от всякого несчастья и болезни. Павел Яковлевич, служитель церкви, объявил, что в лагерь поедут дети от семи до двенадцати лет. Кому еще не исполнилось семь лет, в лагерь ехать не должен.

Рано утром, в субботу, дети собрались во дворе молитвенного дома. Семен Иванович, ответственный за лагерь, осматривал собравшихся в горы, спрашивал, все ли взяли необходимое. Увидев Славика Шефера, Семен Иванович удивился: почему он пришел, ему ведь нет еще семи лет! Семен Иванович нашел Гришу и Володю, старших братьев Славика, и спросил:

— Вашему братишке сколько лет?

— В январе будет семь,— ответили мальчики.

— Зачем же он пришел сюда?

— Мама сказала, что отпустит нас только в том случае, если мы возьмем его с собой и будем за ним смотреть, — невесело сказал Володя. — Мы скоро переезжаем в другой город, и мама хотела, чтобы мы съездили с детьми последний раз.

— Да-а,— протянул Семен Иванович,— неприятная история.

Посоветовавшись с руководителями детских групп, Семен Иванович с трудом согласился сделать исключение и взять Славика с собой. Все знали его как непослушного и своевольного мальчика.

И вот Славик сидит в автобусе вместе со всеми и с интересом смотрит в окно. Какая же там красота! Автобус уже несколько раз переезжал через реку, миновал несколько поселков. А потом появились горы. Вдалеке виднелись снежные вершины, а чуть ближе — темнели густо-зеленые леса.

После обеда автобус, устало фыркая, остановился у подошвы невысокой горы. Дети, увидев на горе палатки, радостно зашумели и высыпали на поляну.

Вечером, когда все устроились в своих палатках, было торжественное собрание. Благодарили Бога за благополучие, за возможность быть в такой красивой местности, просили благословения. Семен Иванович объявил правила лагеря и определил границы, за которые никто не имел права выходить.

Дружным пением закончился день. Дети пошли спать с желанием, чтобы скорее наступило утро и начались занятия, игры, походы и все, чем богаты дни в христианском лагере.

Утром палаточный городок ожил. Дети умывались, чистили зубы и весело переговаривались, рассматривая живописную местность. Семен Иванович напомнил детям, чтобы были внимательны и не выходили за пределы лагеря. Кто почитал Библию и помолился, мог немного погулять до завтрака.

Девочки и мальчики группами разбрелись по лагерю. Кто-то собирал цветы, кто-то просто разговаривал, рассматривая горы.

Как здесь красиво! Небольшие сопки, поросшие лесом, предоставили свои склоны жителям города. Цветы, покачивая разноцветными головками, приветствовали детей. Куда ни глянь — везде видна рука великого Творца, Который так удивительно сотворил зеленое царство цветов, деревьев и кустов.

К сожалению, не все в это утро думали о Творце и были настроены на послушание. Три мальчика — Славик, Коля и Павлик — пошли по тропинке, ведущей вниз, к указателю дороги. Они собирали маленькие гладкие камешки и рассказывали Славику свои школьные приключения.

— Дальше не пойдем, тут граница,— кивнул Коля на указатель.

— Не бойся, пойдем дальше, — сказал Славик, — посмотрим только, что там, за поворотом.

— Нет, лучше вернемся, — возразил Павлик, и они с Колей повернули обратно.

— Пошли в лагерь, — позвали они Славика, — скоро будет завтрак!

Но Славик не собирался ущемлять свое любопытство и пошел по дороге, желая все же узнать, что там, за поворотом.

На завтрак Славик не пришел. Семен Иванович взял рупор и, спустившись на то место, где Коля и Павлик расстались со Славиком, стал звать его, но никто не откликался. Подошло время обеда, а Славик не появился.

После обеда искать Славика отправились все, кто только мог. Старшие дети и все братья до глубоких сумерек ходили по всей окрестности, ища пропавшего. Возвращались с надеждой — может, нашелся. Но его так и не было.

После тревожной ночи Семен Иванович отправился в ближайшее селение, чтобы позвонить о случившемся в город, служителю.

Печальное известие встревожило Павла Яковлевича, он предложил Семену Ивановичу пока не сообщать родителям, а еще один день поискать, помолиться.

К поискам подключилась местная милиция и некоторые жители ближайшего поселка.

Печаль черным покрывалом опустилась на христианский лагерь. Никто не мог ни веселиться, ни играть. Некоторые девочки плакали. В течение дня и дети, и воспитатели не один раз собирались для молитвы, просили Господа помочь найти Славика. Некоторые думали, что его уже нет в живых.

Для дальнейших поисков потребовалась фотография мальчика. Семен Иванович сообщил об этом пресвитеру.

Павел Яковлевич с трепетом пошел в дом, где жил Славик. "Как сказать родителям? Такое горе..."— переживал он.

Мать Славика была дома. Она встретила служителя сдержанно.

Поинтересовавшись состоянием семьи, Павел Яковлевич перешел к главному.

— Я слышал, что вы хотите переезжать? — прокашлялся он.

— Да, думаем, что осенью уедем,— ответила хозяйка.

— Давно фотографировались всей семьей?

— Нет, совсем недавно, — как-то неохотно ответила она и подала цветную семейную фотографию.

Увидев на снимке Славика, служитель с трудом сдержал слезы. Что же будет после того, как мать узнает о страшном несчастье? В это время в дверях показалась голова пятилетней девочки.

— Мама, а где Славик? — спросила она.

— Пошел встречать корову. Что-то долго его нет. Павел Яковлевич не поверил своим ушам.

— Как? — растерянно спросил он. — Славик, которого в лагере ищут вторые сутки, пошел встречать корову?

Тут мать рассказала, что на следующий день, после отъезда детей в лагерь, какая-то машина подвезла сына к самому дому. Он сказал, что сильно соскучился и что Семен Иванович отправил его домой. Она была обижена на руководителя лагеря и удивлена, как могли такого маленького отправить одного домой на попутной машине.

Павел Яковлевич взволнованно рассказал о всем случившемся в эти дни, что Славик стал причиной больших беспокойств для многих людей и что он пришел к ним взять фото мальчика для дальнейшего розыска. Мать застыла от изумления.

Во дворе замычала корова. Выглянув в окно, Павел Яковлевич увидел Славика. Он весело помахивал свежим длинным прутом.

Павел Яковлевич вышел на крыльцо и взволнованно спросил:

— Как ты оказался дома?

Славик смутился. Опустив глаза, он недовольно сдвинул брови и не ответил ни на один вопрос, что задавал ему служитель. Не добившись от него ни объяснения, ни извинения, Павел Яковлевич поспешил уйти, чтобы сообщить в лагерь, что мальчик нашелся.

Услышав долгожданное сообщение, все в лагере оживились. Печаль детей сменилась радостью.

Вечером у костра Семен Иванович с печалью сказал:

— Хотя Славик дома и в полной безопасности, наши переживания на этом не закончились. Беда в том, что он не сознает свою вину и не хочет просить прощения. Это состояние очень опасно тем, что сердце привыкает ко лжи, к дерзости и жестокости. Можно привыкнуть огорчать людей и так очерстветь, что навсегда отвернуться от Бога. Дети, не носите в себе этот адский груз! Старайтесь как можно скорее освобождаться от всякого обмана, от всякого греха. Если вы будете уметь просить прощение, ваше сердце будет чистым и ваш путь к Богу будет намного легче.

Семен Иванович задумчиво посмотрел на яркие языки пламени и продолжил:

— Славик поступил очень плохо, заставив всех нас много переживать. Как же мы поступим с ним?

— Простим,— раздался тихий голос.

— Будем молиться за него, — отозвался еще кто-то.

— Простим и помолимся! — наперебой заговорили дети.

— Я согласен с вами, — сказал Семен Иванович. — Будем молиться за Славика, чтобы он покаялся и вырос послушным Богу и людям.

Быстро пролетели две недели, и настало время прощания. Дети соскучились по дому, но и прощаться друг с другом и с горами им не хотелось. И все же последний костер был зажжен. Мальчики и девочки плотным кольцом окружили горящий очаг и после короткой молитвы запели любимый гимн: "Хорошо, когда вместе в общенье мы сольемся единой хвалой..." Затем все посмотрели на Семена Ивановича. Его лицо было серьезным и слегка печальным.

— Дорогие мои,— мягко заговорил он,— в эти дни вы много слышали добрых наставлений и предостережений. Пусть все слышанное останется в вашем сердце добрым семенем и принесет плод.

В этот вечер мне хочется пожелать вам, чтобы вы заботились о добром имени. Прочитаю слово Божье, записанное в 22 главе книги Притчей: "Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота".

У каждого из нас есть имя, данное нам родителями. Это в основном красивые слова, потому что почти все папы и мамы хотят добра своим детям. Но не об этом имени идет речь в прочитанном нами тексте. Слово Божье говорит о том имени, которое человек приобретает себе в течение жизни. Это имя обязательно соответствует делам и поступкам человека.

Вспомним первый день нашего пребывания здесь. Сколько было молитв и переживаний за Славика Шефера! Этот мальчик своим поведением заставил нас думать о нем, как о непослушном и своевольном. Такую оценку, такое имя он сам приобрел себе.

Библия говорит нам о добром имени и утверждает, что оно лучше богатства, лучше золота. Другими словами — обладать золотом и серебром и в то же время носить плохое имя — это беда, это несчастье.

Хочу рассказать вам правдивую историю о том, как один человек берег свое доброе имя всю жизнь и ничем не желал запятнать его.

Семен Иванович чуть отступил от пышущего жаром костра и начал свой рассказ:

— В небольшой деревне, среди широких полей, перемежающихся лесными полосами, жил мальчик по имени Егор. Он рос в неверующей семье, был самым младшим ребенком, и особого присмотра за ним не было. Мать целый день занималась хозяйством, готовила обед, убирала в доме, а отец вместе со старшими сыновьями работал на ферме. Он считал себя порядочным человеком и детей своих старался воспитывать с хорошими моральными устоями.

Чуть ли не каждый вечер отец усаживал младшего сына рядом с собой и расспрашивал о новостях дня, о том, что Егор сделал хорошего, а что плохого. Глядя отцу в глаза, Егор рассказывал о своих добрых делах. Он действительно дома был примерным мальчиком, а на улице... Он писал на стенах нехорошие слова, дрался, обижал малышей, ругался. Все это Егор делал подальше от дома.

Однажды отец, обняв сына, почувствовал запах табачного дыма и спросил, что это такое.

— Я не курил, — тут же отказался Егор. — Просто я стоял рядом с мальчиками, которые курили.

И действительно, запах был незначительный. Отцу не верилось, что его сын может делать что-то плохое. Он вспомнил, что и его одежда крепко пахнет, когда он побывает в диспетчерской, где все пропитано табачным дымом.

— А зачем ты водишься с теми, кто курит? — спросил отец. — Не лучше ли тебе дружить с верующими ребятами? Те, кто курит, ничему доброму тебя не научат.

— Ладно, я не буду с ними дружить,— быстро согласился Егор, обманывая отца.

Егор знал уже, как отвечать папе, чтобы он не ругал его, а сам продолжал дружить с мальчиками, которые учили его всяким мерзостям.

Двойная жизнь научила Егора выкручиваться, лицемерить, лгать и при этом невинно смотреть в глаза старшим.

Однажды к отцу Егора пришел верующий сосед — дядя Миша. Они долго беседовали. Отец был удивлен тем, что услышал. Оказывается, младший сын позорит его, порядочного, всеми уважаемого отца!

"Ах, негодяй! Не напрасно я подозревал его! Значит, мои догадки оправдались?! Ну, теперь я проучу его хорошенько!" — думал разгневанный отец.

Проводив соседа, отец устроил Егору допрос. Егор все понял, но все равно оправдывался, как мог.

Тогда отец взял его крепко за ухо и, захватив с собой ремень, повел в сарай и там хорошенько наказал. Егор вырывался, кричал, но рука отца неумолимо считала удары: десять, одиннадцать, двенадцать...

— Это тебе по твоим годам,— сказал он раздраженно. — Еще будешь меня позорить? А?

Егор молчал. Он думал сейчас не об отце, в его сердце кипело зло на соседа. "Богомол! Только и следит за мной! Мало я ему забор разворотил..."

Перед глазами Егора всплыл образ соседа — всегда спокойный и даже слегка радостный. "Непонятно, чему он радуется,— зло думал Егор. — Наверное, жизнь слишком легкая, так я ему устрою что-нибудь, забудет, как подходить к нашему дому".

Не дождавшись ответа, отец пошел к двери, пригрозив:

— Еще услышу, что ты так себя ведешь, сильнее выпорю, понял? А теперь, иди гуляй!

Егор что-то буркнул в ответ и поплелся из сарая. Горело ухо, болело тело от ремня, но больше всего беспокоила досада на соседа.

На следующий день Егор шел по переулку мимо усадьбы соседа и вдруг увидел его во дворе. Дядя Миша — седой, в серой рубашке — сидел на скамейке и, облокотившись на колени, о чем-то думал. И тут Егору пришла прекрасная, как ему показалось, идея.

"Старик сидит спиной к открытой калитке. Собаки нет. Дома, похоже, тоже никого нет. За углом лежат жерди. Почему бы не взять да не ударить его по горбу? — подумал Егор и зло ухмыльнулся. — Смотри, он как будто специально его подставил. Ух, как врежу, да так, чтобы дрын сломался!"

"А может, не нужно этого делать? — проговорил в сердце Егора тихий голос. — Может, лучше тебе исправиться? Посмотри на внуков дяди Миши — Васю и Костю — они такого никогда бы не сделали, хотя их и обзывают богомолами".

Но ноги сами повернули за угол. Егор взял из кучи большую палку и неслышно подкрался к соседу. Он все так же сидел наклонившись, глядя перед собой. Раздумывать было некогда. Егор прыгнул и что есть силы ударил старика по спине. Удар получился точный и очень сильный. Дядя Миша был легко одет и, должно быть, хорошо почувствовал.

В несколько прыжков Егор оказался за калиткой, бросил палку, заглянул в щель и застыл от удивления. Дядя Миша сидел в том же положении. Он не обернулся, не застонал, не крикнул и даже не поднял головы.

Что это значит? Егор хотел захохотать, но сдержался. Зачем смеяться над человеком, который не реагирует на столь дерзкий поступок?

Егор шмыгнул носом и пошел домой. По дороге он думал о дяде Мише. "Почему он не встал и не погнался за мной, почему даже не пригрозил?" И снова тихий голос сказал Егору: "Он не мог поступить иначе. Посмотри, как он живет. Он никогда не ругается, не обзывает никого, как пьяный дядя Семен. Почему он отличается от остальных? — Потому что верующий. И дети, и внуки его тоже не такие, как все. Твой отец хороший человек, но подумай, что бы он сделал, если бы с ним так поступили?" При этой мысли Егора передернуло. Ему стало не по себе.

Целый день перед глазами Егора стояла картина совершенного злодейства. Вечером он долго не мог уснуть и все думал про дядю Мишу. Совесть тревожила Егора, побуждала попросить прощения у старика. Егор был уверен, что дядя Миша простит. Но страх и стыд помешали ему, и он отложил свое покаяние на потом. Он думал, что сосед все же придет и расскажет отцу о случившемся. Но прошла неделя, вторая, прошел месяц, а об этом деле знал только Егор, дядя Миша и, конечно, Бог. Этот всевидящий Свидетель продолжал стучать в сердце Егора, но он упрямо заглушал беспокойный голос совести.

Отец, узнав о плохом поведении сына, стал больше следить за ним и чаще наказывать, но это не исправляло его, а лишь ожесточало против отца, против соседей и вообще против всех людей. Отец наказывал Егора, досадуя на то, что не смог воспитать младшего порядочным человеком и что этот сорванец позорит его своими выходками.

Прошли годы. Дядя Миша умер. На его похоронах было много верующих. Семнадцатилетний Егор стоял у гроба и смотрел на покойного. Он так и не примирился с этим тихим и добрым соседом. Его память хранила незабываемую картину: на скамейке сидит дядя Миша и, опустив голову, смиренно принимает удар от бессовестного мальчишки.

Со всеми людьми Егор пошел на кладбище. Проповедники, как ни странно, говорили не о мертвых, а о живых. Возвращаясь домой, Егор думал об услышанном — об Иисусе Христе, Которого били, над Которым издевались и Которого распяли на кресте люди. Иисус умер за дядю Мишу и за всех людей. Проповедники говорили о том, что дядя Миша старался сохранять свою совесть чистой и был верным своему Богу. Они призывали тех, кто живет под бременем вины, примириться с Богом.

Егор снова отложил свое покаяние. Он все знал: куда идти, к Кому идти и как идти, но не решался. Долгие годы в его памяти жил сосед-христианин. Егор говорил об этом другим, восхищался святым человеком, но сам жил разгульной жизнью.

Где-то тревожно закричала ночная птица. Семен Иванович поправил палкой полено в костре. Глядя, как гаснут искры на лету, он закончил:

— Дальнейшая судьба Егора мне не известна. Но одно знаю, что Дух Святой много раз стучал в его сердце. И вам я хочу сказать: старайтесь жить так, чтобы приобрести доброе имя, чтобы люди и о вас говорили: "А я знаю, я помню, я видел святого человека. Я с ним поступил плохо, а он со мной — хорошо".

На распутье

Воскресенье. Ясный зимний день. Эдик и Павлик возвращаются после богослужения домой. На перекрестке они остановились. Здесь их дороги расходятся. Они немного поговорили и стали прощаться, потому что мороз пытался уже проникнуть под пальто. Пожав Эдику руку, Павлик сказал:

— Заходи ко мне вечером, вместе пойдем на собрание! Эдик неуверенно кивнул в ответ:

— Не знаю, может, я и не пойду...

— Почему? — удивился Павлик.

— Что-то неохота. Да и уроки надо сделать еще...

— Успеешь уроки сделать! Пойдем на собрание! — взяв Эдика за плечо, сказал Павлик и по-взрослому добавил: — В дом Божий надо идти!

— Ладно! — сказал Эдик и побежал, чтобы согреться.

"И все-таки мне не очень хочется на собрание. Ну что там интересного? Все одно и то же — песни и проповеди. Вот если бы гости приехали! - думал Эдик, уже открывая калитку. — А еще, если Петька рядом сядет, так жди неприятностей. Он покоя не дает — толкается, смешит, а нам замечание делают. Потом дома за это выговор получаешь..."

Эдик зашел на веранду, и его взгляд упал на лыжи. "Может, пробежаться по тем местам, где летом траву для теленка рвали? — подумал он. — Там, наверно, еще боярка не осыпалась — спелая, сладкая... Нет, все будут на собрании, а я поеду развлекаться?.. Лучше пойду на собрание".

После обеда Эдик взял книгу почитать, но мысли о вечернем собрании не выходили из головы. Вспомнилось ему последнее подростковое и как он решил быть послушным голосу Божьему.

"Что же я мучаюсь? — возмутился Эдик. — Идти, не идти! Раз есть собрание, значит, надо идти!"

Но искуситель не отступал: "Там, за деревней, ты увидишь красоту Божьего творения, там и помолишься".

Эдик представил себе заснеженное поле, березовый перелесок. "Поезжай, полюбуйся!" — твердил настойчивый голос. Конечно, это не Бог говорил ему.

"Нет, я должен идти туда, где славят Господа",— решительно тряхнул головой Эдик.

И вот он сидит среди своих друзей. Обычное богослужение. Сначала пел хор, потом была проповедь, молитва, общее пение, участие молодежи. Последним проповедовал пресвитер. Его слова проникали Эдику в самую душу. Он и раньше слышал это и хорошо знал, что Бог зовет к Себе грешников и хочет их спасения. Но сегодня это слово просто берет за сердце. Великий Бог любит несчастного грешника и приглашает его принять участие в славе Иисуса Христа!

Служитель говорил о том, что Бог не бесконечно будет звать к Себе грешников. Скоро время благодати закончится, и тогда никто уже не сможет спастись. Он рассказал, как одна девочка беспечно отмахнулась от Божьего призыва, решив, что ей рано каяться. В тот же вечер, в кругу своей семьи, за ужином она поперхнулась чаем. Смерть наступила мгновенно, чай так и остался недопитым. Очень опасно пренебрегать зовом Божьим. Он желает нам только добра, и потому зовет отвернуться от греха и последовать за Ним путем чистоты и святости.

Разве приглашение Бога не достойно доверия? Эдик сильно волновался. Он чувствовал, что Иисус зовет его, и потому трепетал. Неужели он тоже пропустит свой час и пренебрежет Божьей милостью? Нет!

— Я хочу служить Господу! — решительно поднялся Эдик.

Он упал на колени возле кафедры и слезно попросил у Бога прощения за все свои грехи. Эдик просил Иисуса войти в его сердце и быть там полноправным хозяином.

Иисус услышал эту молитву. Волнение Эдика сменилось необъяснимым покоем. "Это же чудо! — ликовал он. — Теперь я дитя Божье! Он простил меня, и я принадлежу Ему!"

Пожертвование

Вечер. В просторном зале семьи Куликовых стало шумно. После ужина все пришли сюда на домашнее собрание. Саша с Витей сели на диван, Лена — в кресло, поджав под себя ноги, Света — на стул, Маша и Костик забрались к папе на колени. В этот вечер папа был дома. Для детей — это праздник. Они любили слушать отца, рассказывающего интересные истории.

Последней в зал вошла мама, и дети притихли. Все ждали, что расскажет папа. Но он не торопился. Он обвел всех серьезным взглядом, потом, добродушно улыбнувшись, сказал:

— Вчера у нас в церкви было членское собрание. Вы хотите знать, о чем мы там говорили?

Ну и вопрос! Такого еще не было, чтобы папа или мама рассказывали детям, о чем рассуждают на членских собраниях. Дети переглянулись и посмотрели отцу в глаза. И только малыши, перебивая друг друга, зашумели:

— Папа, расскажи! Папа, расскажи!

— Слушайте внимательно, — начал отец. — Наша церковь получила срочное сообщение, что в Грузии люди сильно голодают.

— Папа, а где находится Грузия? Это далеко от нас? — спросила Лена.

Она училась во втором классе и еще не знала, где находится такая страна.

— Да, это далеко. Если от нас ехать туда на поезде, понадобится четыре дня и четыре ночи. Я сейчас покажу вам карту.

Отец взял с полки атлас и, открыв его, показал:

— Вот здесь Каспийское море, вот — Черное море, а вот — Грузия.

— Папа, а почему там голод? — спросила Света.

— В Грузии уже долгое время идет война, — серьезно продолжал отец. — Один народ восстал на другой, люди убивают друг друга. А там, где воюют, всегда несчастье, горе, беды. Дети теряют родителей, родители — детей. Денег нет, в магазинах ничего не продают, пищу негде взять, и потому люди голодают. Некоторые даже умирают от голода. Многие выкапывают корни разных растений, рвут траву и едят. Дома там разбомбили, и люди вынуждены скитаться, где придется.

В Грузии живут наши братья и сестры со своими детками. Они тоже бедствуют. Вот мы вчера на членском собрании и рассуждали о том, как помочь им. Хотя мы живем и не богато, у нас все же есть все необходимое. На собрании все согласились с тем, что каждая семья может принять участие в нуждах наших братьев и сестер. Вы хотите помочь деткам в Грузии?

— Конечно, хотим!

— Хорошо. Давайте подумаем, чем мы можем помочь.

— Я отдам свою куклу, — быстро сообразила Маша.

— А я новую машинку, — не задумываясь, серьезно сказал Костик.

— А я свое самое красивое платье,— добавила Лена.

— Это, конечно, очень хорошо, что вы готовы жертвовать свои вещи и игрушки,— стал объяснять папа. — Но от этого дети сыты не будут. Они не просят у мамы куклу или машинку, они просят хотя бы маленький кусочек хлеба. Я думаю, что мы должны послать туда деньги, чтобы христиане могли купить какую-нибудь пищу. Это самая лучшая помощь. Но у нас нет лишних денег, дети. И поэтому я предлагаю вот что: целый месяц мы не будем покупать для себя ни фрукты, ни печенье, ни конфеты, ни мясо, ни игрушки, а только хлеб. Сэкономленные деньги мы передадим в Грузию. Вы согласны?

— Да! — в один голос закричали дети.

— А вы не будете просить: "Мама, свари нам пельмени! Мама, испеки торт! Папа, хотим яблоки!"

— Нет, нет! Не будем просить! — заверили дети.

— Вот и хорошо! Значит, договорились. Целый месяц мы ничего не будем покупать, кроме хлеба.

Детям это предложение показалось таким заманчивым и интересным, что они готовы были целый год собирать деньги для голодных. Они плохо представляли себе, что значит много дней не есть ни печенья, ни фруктов, ни мяса...

— Я рад, дети, что мы все вместе можем исполнять слово Божье. Библия учит нас, чтобы мы делили с голодным хлеб свой. Поделиться — значит дать свое тому, кто нуждается. Когда мы слышим, что наши братья и сестры голодают, мы должны помогать им, а не просто охать, удивляться или плакать. Бог хочет, чтобы мы проявляли свою любовь и внимание к ближним на деле. Это нелегко, дети. Отдавать свое, да еще лучшее — это жертва. Вы почувствуете это скоро, когда захотите что-нибудь вкусное. Но не забывайте, что мы служим Богу и наши жертвы приятны Ему.

Затем родители и дети помолились за голодающих в Грузии, поблагодарили за свой насущный хлеб, что они не голодают и могут даже оказать помощь нуждающимся.

Через несколько дней папа уехал на благовестие в другой город и пробыл там две недели. Он сильно соскучился за детьми и, когда возвращался домой, решил привезти им какой-нибудь гостинец. Папа зашел в магазин и, увидев красивый, крупный виноград, купил его. Лучшего гостинца и не придумаешь, тем более, что в их местности виноград — величайшая редкость. Предвкушая радость встречи с семьей, папа поехал домой.

Шумно и восторженно встретили дети отца. Когда радостные чувства немного улеглись, он достал из сумки пакет с виноградом. Крупные, желто-зеленые ягоды заманчиво блестели, но дети, на удивление, не кинулись к столу. Они застыли в какой-то нерешительности и с удивлением смотрели то на виноград, то на отца.

Молчание нарушила шестилетняя Маша:

— Папа, мы же договорились целый месяц ничего не покупать. Месяц еще не прошел...

"Не забыли! — обрадовался отец. — Слава Господу!" — Я не забыл наш договор,— улыбнулся отец и обнял Машу. — Я очень рад, что вы так близко восприняли горе незнакомых вам деток и взрослых и захотели принять участие в пожертвовании. Виноград я купил на деньги, которые подарили вам дедушка с бабушкой. Они еще передавали вам сердечный привет. Так что наши деньги остались целыми и мы на следующей неделе отправим их в Грузию.

Нелюбимая

За окном сгущались сумерки. Пасмурный дождливый день близился к концу. С крыши надоедливо-монотонно падали плаксивые капли и быстро растворялись в огромных лужах. Также пасмурно и неприятно было на душе у Юли Исаевой. Она пришла из школы и, не переодеваясь, легла на диван. Глядя, как за окном ветер срывал с абрикоса мокрые желтые листья, Юля думала, что и в ее жизнь ворвался какой-то злой, странный ветер и отрывает от нее все радости. У нее все неудачно складывается, и даже приближающийся день рождения — не радует, потому что ей придется в эти дни дежурить на кухне — мыть посуду и накрывать на стол.

Другое дело — жизнь у Ани Погодиной, одноклассницы. Она в семье одна, делает, что хочет, все для нее. Родители у нее богатые, покупают ей все, что только она попросит. И работать ей столько не надо.

А Юле с завтрашнего дня придется целую неделю мыть посуду. Это Валя с Олей придумали такую систему — дежурить по очереди. Им, видите ли, тяжело это делать самим. "Они даже не думают, что я младше их! — возмущалась про себя Юля. — Почему я должна работать столько же, сколько они?!"

В это время из кухни послышался Олин голос:

— Юля! Юля! Юля не отозвалась.

— Юля! Где ты? — раздался голос совсем рядом, и в комнату вошла девочка лет четырнадцати.

— Что ты молчишь? — как-то устало спросила она. — Не слышишь, что я зову?

— Велика важность,— огрызнулась Юля.

— Помоги мне накрыть на стол, — примирительным тоном попросила Оля. — Скоро уже на собрание надо идти, а я не успеваю.

— Отстань! Помоги, помоги! Надоела. Мое дежурство начинается завтра. Вы никогда мне не помогаете... Оля глубоко вздохнула и вышла.

— Мама, она не хочет! — послышался ее голос из кухни.

"Ябеда! — еще больше разозлилась Юля. — Даже пять минут нельзя в этом доме спокойно полежать. Постоянно дергают. Все мне на зло делают!"

Юля думала, что мама сейчас придет и отправит ее на кухню, но ошиблась. Мама отложила стирку и сама стала помогать Оле.

Через несколько минут в комнату зашел Алеша — младший брат Юли. На руках у него сидела пухленькая годовалая девочка.

— Мама сказала, чтобы ты переодела Олесю,— посадил он сестренку возле Юли и убежал.

Юля встала и, положив Олесю, стала небрежно стаскивать с нее мокрые штанишки. Девочка заплакала. Юля закричала на нее, пытаясь успокоить, но малышка заплакала еще громче.

На шум пришла мама. Она взяла Олесю на руки, поцеловала ее в щечку и строго глянула на Юлю:

— Как ты себя ведешь, дочь? Почему ты до сих пор не переоделась?

— Как я себя веду? — раздраженно переспросила Юля. — Плохо! Я всегда плохая, всегда что-то делаю не так! Только Валя и Оля всегда хорошие,— Юля всхлипнула. — Ты им и посуду помогаешь мыть, и на стол накрывать! А когда я дежурная — я сама должна все делать. Я знаю, вы меня вообще не любите, особенно ты! Я уже давно это заметила!

Прижав к себе малышку, мама удивленно смотрела на Юлю, и ее лицо становилось все печальнее. Она не могла понять, что случилось с дочерью.

Послушная и ласковая, Юля стала вдруг грубить старшим, обижать малышей, стала замкнутая и слишком обидчивая.

— Это неправда, Юля,— печально возразила мама. — Ты не всегда плохо вела себя. Только вот в последнее время я не узнаю тебя. Что случилось? Тебя будто кто-то заставляет делать зло и дерзко разговаривать!

Вечером, когда вся семья собралась на молитву, папа спросил:

— Дети, кто из вас замечал, что мама несправедливо относится к Юле?

Все с недоумением посмотрели на папу, потом на Юлю. Юля сидела опустив голову, красная как рак.

— Она сама несправедлива ко всем! — возмутился Алеша. — Злая какая-то стала.

— Наоборот, мама всегда помогает Юле и защищает, когда ее кто-то обижает, — сказала Валя.

— А может, мама не любит Юлю? — снова спросил папа.

— Любит! — зашумели дети.

— Мне иногда кажется, что ее мама любит больше всех! — улыбнулась Валя. Юля молчала.

— Я всех вас люблю, — сквозь слезы сказала мама, — и хочу, чтобы вы никогда не сомневались в этом.

— Юля, расскажи нам, что заставляет тебя думать, будто мы не любим тебя? — серьезно спросил папа.

Юля упорно молчала. В глубине души она сознавала, что часто поступает несправедливо и грубо, но сказать об этом вслух боялась.

Когда все склонились на колени и стали молиться Богу, Юле тоже хотелось помолиться, но она сдержалась. Нет, она еще посмотрит, на самом ли деле ее любят.

Другое дело — в школе. Только там понимают ее и по-настоящему любят. Юля ничуть не сомневалась в этом.

— О, Исаева! У тебя же послезавтра день рождения! — вспомнила Аня Погодина на перемене. — Ты уже надумала кого приглашать?

— А кого мне приглашать? У нас дома одна детвора. С ними ни один праздник интересно не проведешь и никого не пригласишь.

— Глупенькая ты! — упрекнула ее Аня. — Наоборот, это интересно. Знаешь, как мне хочется братика или сестричку! Так скучно одной...

— Ну тогда приходи ко мне, сможешь?

— Конечно, если ты пригласишь. Я тебе велик подарю свой, он почти новый!

— А я — альбом для фоток,— подошла Света, услышав разговор своих подружек.

За ней стали подходить другие девочки, и каждая обещала Юле что-то подарить.

— Я подарю тебе косметический набор с тенями и тушью для ресниц, — сказала Воробьева — щупленькая девочка, дочь директора школы. — Хоть на свой день рождения накрасишься. Тебе так хорошо будут голубые тени...

Юля смущенно улыбнулась. Вот кто уважает ее и любит! Ей так хотелось пригласить этих девочек на именины, но родители...

Домой Юля пришла с поникшим лицом. Впрочем, это ни для кого уже не было удивительным. В последнее время все привыкли видеть ее недовольной и ворчливой.

После обеда, окинув взглядом гору посуды, Юля налила в таз теплой воды и принялась мыть чашки.

— Юля,— присела возле нее мама,— мы с девочками хотим освободить тебя от дежурства. Ты же у нас именинница. Валя согласна заменить тебя.

Но Юля не обрадовалась. Ее мрачные думы тут же выплеснулись наружу.

— Ну и что толку, что именинница? Вы же все равно торт не будете печь. И пригласить к себе я никого не могу.

— А кто тебе такое сказал? — удивилась мама. — Юля, откуда у тебя эти черные мысли? Подумай хорошо, у тебя же нет основания так говорить!

— Что думать? — сердито сказала Юля. — Вале или Оле ты обязательно испекла бы торт, а мне...

Она загремела ложками, показывая свое недовольство.

Мама немного помолчала, а потом с теплом в голосе сказала:

— Это дьявол тебя возмущает, Юля. Ты должна освободиться от этого мнения. Вспомни, сколько у тебя было подарков в прошлом году и какие вкусные торты. На каникулах ты ездила к бабушке. Разве это не говорит тебе о нашей любви? Конечно, всем нам приходится много работать, потому что у нас большая семья. Но мы служим Господу, любим Его и потому должны жить на земле так, чтобы потом попасть на небо. Ты не давай дьяволу места в своем сердце. Он хочет увести тебя от Бога, чтобы ты полюбила мир.

Юля притихла, но в сердце ее разыгралась настоящая буря. Она то соглашалась с мамой и уже готова была просить прощения за свою злость, то вновь возмущалась тем, что с ней дома не считаются. При этом ей приходили на память школьные подружки, их внимание к ней и расположение.

— Ты хотела бы всю группу пригласить или только девочек? — перебила мама ее думы.

Юля помолчала, потом нехотя сказала:

— А кто у меня там, в группе?

— Как кто? — Мама удивленно вскинула брови. — Кого же ты хочешь пригласить, если не друзей из церкви?

— Я бы пригласила своих одноклассниц. Они меня любят, всегда угощают чем-нибудь. Они — настоящие подруги. Аня обещала мне даже велосипед подарить...

Мама задумчиво смотрела в окно и, кажется, не слышала, что говорила дочь. А когда Юля спросила, можно ли пригласить подружек, мама встала из-за стола и коротко сказала:

— Я поговорю с папой.

Юле показалось, что у мамы на глазах были слезы. Она домыла посуду, вытерла стол и пошла в зал почитать. Открыв дверь, она остановилась.

— ...Сохрани ее, Боже, и спаси душу для вечности, — молилась мама, стоя на коленях.

Юля закрыла дверь. Она догадалась, что мама молится о ней, и какая-то щемящая боль сдавила ей горло.

Родители разрешили Юле пригласить, кого она хочет. И Юля, счастливая, готовилась к празднику. Девочки должны были прийти к пяти часам вечера.

Юля сама украшала комнату и сервировала стол. Мама, Валя и Оля кружились на кухне, готовили угощение.

— Ой, мама, наша Юля как неверующая! — тихо сказала Оля, вернувшись из зала. — Понавешала везде шары и цветы, как на параде! А сама как нарядилась!..

— Я вижу это, доченька. Но она не видит себя и не понимает, куда идет. Нужно молиться за нее, чтобы она прозрела. В это время в кухню впорхнула Юля, сияющая от счастья.

— Все готово! Я свою работу сделала! — восторженно заявила она.

— А что, если девочки не придут? — спросила Валя, глянув на часы.

— Как это не придут? — удивилась Юля и тоже посмотрела на часы. — Еще пять минут. Может, автобусы плохо ходят...

— Да они могут и не прийти,— осторожно сказала мама. — Это же мирские девочки. А в мире нет правды и настоящей любви и дружбы тоже нет.

Прошло сорок минут, а девочки так и не пришли. Юля стояла у окна мрачная и молчаливая. Не пришла ни Аня Погодина, ни Воробьева, ни другие девочки. А как обещали! В один миг Юле стало все ненужным — ни прекрасное розовое платье, ни торты, ни невесомые шары, дышащие на стенах. Вся подготовка и приготовления казались напрасными и до крайности глупыми. Никто, ни одна из подруг не пришла... В это время в комнату вошел папа.

— Юля, не переживай! — весело и громко сказал он. — В жизни и не такое случается. Сейчас мы что-нибудь придумаем. — Папа улыбнулся и, повернувшись к двери, крикнул: — Детки! Все, кто любит Юлю, садитесь за стол! Сейчас мы будем праздновать день рождения.

Дети наперегонки бросились за стол. Глотая слезы, Юля села рядом с мамой. Вот, значит, кто по-настоящему любит ее! Нет, не Аня Погодина, не Воробьева, не другие школьные подруги, а ее братики и сестрички, ее папа и мама!

— Наш Небесный Отец! Благодарим Тебя за то, что Ты возлюбил нас, таких своенравных, непослушных, капризных детей, — молился папа перед началом торжества. — Мы благодарим Тебя и за Юлечку, что Ты подарил ее нам и целых тринадцать лет хранил ее и оберегал от всякого зла. Пусть она будет Твоей до конца своей жизни. Боже, благослови ее и помоги ей познать Тебя как своего Спасителя и Господа.

После молитвы все сели есть. Мама взяла Олесю на руки и опустилась на стул. Только теперь Юля увидела, какие усталые у мамы глаза, какие морщинистые, натруженные руки.

"Она старалась все приготовить, чтобы было вкусно... — подумала Юля и почувствовала, как защемило в груди. — А я так часто огорчала ее и грубила..."

Дети дружно спели Юле в пожелание гимн: "Библию читай каждый день, молись всегда..." Валя и Оля тоже прочитали стих и подарили красивую заколку для волос.

— И еще я хочу, чтобы ты в новом году своей жизни обратилась к Богу,— тепло сказала Валя. Последним, как всегда, говорил папа:

— Дети, как вы представляете себе настоящего друга? Каким он должен быть?

— Добрым,— ответил Алеша.

— Отзывчивым, всегда готовым помочь, — добавила Оля.

— Друг должен быть верным, способным разделять не только радость, но и печаль,— сказала Валя.

— "Друг любит во всякое время, и, как брат, явится во время несчастья",— вспомнила мама стих из книги Притчей.

— Хорошо,— согласился папа. — А как узнать, кто любит тебя, а кто нет? Вот если я хвалю Алешу, покупаю ему все, что он хочет, то я люблю его или нет?

— Да,— оживился Алеша.

— А если я посылаю его нарвать травы для кроликов, если поручаю помыть машину, убрать во дворе, если наказываю за непослушание это тоже любовь?

— Не знаю, — опустил голову Алеша и неуверенно добавил: — Наверно...

— Валя, а ты как думаешь?

Валя отодвинула блюдце и уверено сказала:

— Я думаю, что любить — это не только хвалить и что-то дарить. Любовь проявляется и в наказании, и в добром совете, и в строгом выговоре, и в обличении.

— Правильно,— кивнул папа. — В Библии написано, что и Бог наказывает нас только потому, что любит. Мы все заслуживаем наказания, потому что все грешим. И Господь наказывает нас, чтобы спасти от вечного наказания. Его любовь совершенна, и мы не имеем права сомневаться в ней.

Всегда бойкая и разговорчивая, Юля сидела не поднимая глаз. Она поняла, что глубоко ошиблась в своих подружках, увидела, как любят ее родные, и ей было до боли стыдно.

— Каждый человек хочет, чтобы его любили и мечтает о хорошем друге, — продолжал папа. — Так устроил нас Бог. Человеческая дружба — это дар Божий. Но самый лучший и надежный друг — это Сам Иисус Христос. Он первый протягивает нам руку дружбы и всегда остается верным.

Наше пожелание тебе, Юля, чтобы Иисус стал и твоим Другом, чтобы ты отдала Ему свое сердце.

Юля взволнованно теребила пояс своего платья, прислушиваясь к каждому слову. Сегодня она убедилась в том, что родители правы, что она в семье не лишняя и всеми любима. Душа ее рыдала от сознания своего недостоинства. Юля была готова просить у всех прощения. Она хотела жить по-другому. Молитва ее покаяния была услышана Богом.

А через несколько дней сосед предложил папе велосипед — не новый, но еще достаточно хороший. Сколько же радости было у Юли, когда она узнала, что родители решили подарить этот велосипед ей!

Seventh-Day Adventist Church

Мой венец в небе!

Оглавление